Женщины Девятой улицы. Том 1 - Мэри Габриэль

В любом случае, как добавляла Эдит, все отношения Элен с другими мужчинами «не шли ни в какое сравнение с ее безграничной преданностью Биллу до конца жизни»[883].

Харди скоро уехал из Провинстауна, но Элен оставалась там несколько месяцев, и в конце концов Билл отправился ее навестить. «Я сказала ему… „Ну что ты обижаешься, я считаю этого парня настоящей головной болью“», — вспоминала Элен о том, как она пыталась объяснить мужу свой поступок[884]. Но он так и не простил ее, хоть и забрал из Провинстауна и привез обратно в Нью-Йорк. Де Кунинг тогда считал: узы, их связывающие, уже никогда не будут такими крепкими, как прежде. «Билл очень сердился на Элен. Он не переставал на нее злиться, — говорила Эрнестина. — Его страшно возмущал тот факт, что жена нарушила клятву»[885]. Одно дело, что Элен оказалась совсем не той богиней домашнего уюта, образ которой Билл рисовал в воображении, когда на ней женился. Совсем другое — выставлять своих любовников напоказ. Мужу так поступать можно; Билл будет так делать. (Эдит, к которой де Кунинг приставал, говорила, что он был из тех мужчин, которые «всегда готовы к быстрому сексу»[886].) А жене определенно нельзя.

Пара вернулась в Нью-Йорк из Провинстауна в расстроенных чувствах и без денег, только чтобы по приезду обнаружить, что за это время их выселили с чердака. Хозяин сообщил, что здание продается и они должны съехать. Супруги задолжали за пять месяцев аренды, и не в их положении было спорить[887]. Некогда Билл нарисовал в своем воображении «прекраснейший дом в мире», где он планировал жить с уравновешенной и хозяйственной американской женой. А теперь семейная жизнь, которую он так тщательно строил, лежала в руинах. Должно быть, в тот момент де Кунингу казалось, что он избран для всех несчастий мира. Но как раз тогда, когда Билл считал себя самым невезучим мужчиной на земле, к нему заглянул Милтон Резник. По иронии судьбы парень, которому Элен в свое время разбила сердце, оставив ради Билла, стал тем, кто его утешил. Очевидно, страдание на пару приносило мужчинам некоторое успокоение. Возможно, Милтону самому было полезно задуматься над чем-то столь обыденным, как чужие любовные страдания. Он 4,5 года отслужил в армии, пережив за это время пять военных кампаний. Последняя началась на второй день после высадки союзных войск в Европе.

Резник служил под командованием генерала Патона. Он возглавлял разведывательную группу, которая высадилась на побережье до того, как остальные войска двинулись глубже во Францию. Его подразделение в числе прочего проверяло местность на наличие мин, которые, если на них наступить, «разрывали тело в клочья». (По словам Резника, среди солдат ходили байки, что «если тебе оторвет пенис, русские уже придумали способ приделать другой, побольше… Знаете, это помогало»[888].) От такой работы нервы Милтона были напряжены до предела, и во время очередной миссии он «сломался». Его послали в немецкий штаб главного командования, расположенный в заброшенном замке. Пробравшись внутрь через окно, чтобы не нарваться на мину-ловушку, Милтон начал искать нужные документы, и поиски завели его в подвал. Когда Резник спускался, ступени со страшным треском проломились, и он провалился вниз, на сырой пол подвала. «Я прислонился к стене; я знал: я труп. Я не мог пошевелиться. Я ничего не мог сделать. Будто я уже умер. Я просто ждал. Но ничего не происходило… После того случая я уже никогда не был прежним. Это стало началом моего падения, все ниже, и ниже, и ниже. Мои нервы совсем развинтились. Вот что тогда случилось»[889]. Вернувшись к гражданской жизни, Резник по-прежнему не мог находиться в темноте, даже в темном зале кинотеатра[890]. Он стал одним из тех, кому война нанесла непоправимый урон, кто стал из-за нее ущербным, «побывавшей в употреблении шиной». Эти люди слишком долго находились вдали от дома и видели слишком много страшного. Ларри Риверс после первой встречи с Резником в послевоенные годы написал в дневнике: «Создается впечатление, что этот человек попробовал жизни в самом трагическом ее смысле. Что бы ты ни говорил, что бы ни делал, это заставляет его страдать еще сильнее. От него разит уязвимостью и чувствительностью. Иногда кажется, что даже твое дыхание приводит к его страданиям»[891].

Билл сообщил Резнику, что их с Элен выселяют. Милтон в то время тоже искал жилье, и двое мужчин объединили усилия. В послевоенном Нью-Йорке с недвижимостью вообще было туго, а поток солдат, возвращавшихся с войны, сделал эту задачу практически неразрешимой[892]. В конце концов Милтон нашел квартиру на Кармин-стрит, недалеко от Седьмой авеню. А Биллу так ничего и не подвернулось. И тогда он сказал Милтону: «Слушай, Элен же нужно где-то жить»[893]. Милтон согласился отдать им квартиру. «Я позволил ей там поселиться», — сказал он, просто не способный отказать своей первой любви. «Тогда у [Билла] совсем не было денег, и я еще одолжил ему 200 долларов из военных выплат. Их мама получала за меня, пока я был за границей. Он, кстати, так и не вернул деньги. А я вскоре нашел другое жилье на Спринг-стрит». Когда Милтон пришел домой за вещами, отец спросил, что он собирается делать. «То же, что и раньше. Заниматься живописью». «Жаль, — ответил отец, — я уж было думал, что армия сделала тебя настоящим мужчиной»[894].