12. Битва стрелка Шарпа. 13. Рота стрелка Шарпа (сборник) - Бернард Корнуэлл

что французы могут быть выбиты из деревни и отброшены к реке, поэтому никто и не предупредил Хуаниту об опасности. Да она бы и не послушалась. Как и все авантюристы, эта женщина наслаждалась запахом боя, и вот теперь она мертва.

Мертв был и Лу, и со смертью этих двоих генерал Вальверде потерял последний шанс найти свидетеля признания Шарпа в том, что он убил французских военнопленных и тем навлек нападение на Сан-Исидро.

На самом деле один свидетель остался в живых, и в сумерках он приехал к церкви, где Шарп ждал своей очереди.

– Они меня расспрашивали, – взволнованно сообщил Рансимен.

Полковник был в деревне во время битвы, и хотя никто не утверждал, что бывший генерал-вагенмейстер службы снабжения сыграл решающую роль в сражении, никто, однако, и не отрицал, что полковник Рансимен побывал в самом опасном месте, где не дрогнул и не уклонился от схватки.

– Кто вас расспрашивал, генерал, и о чем? – спросил Шарп.

– Веллингтон и этот противный испанец. – Рансимен волновался и потому сбивался на скороговорку – Спросили напрямик, глядя в глаза, действительно ли вы признались, что расстреляли двух французиков. Прямо так и спросили.

Шарп вздрогнул – в церкви кто-то закричал под ножом хирурга. Ампутированные руки и ноги лежали ужасной грудой около алтаря, служившего операционным столом.

– Они спросили вас, и вы не смогли солгать.

– Я и не солгал! – сказал Рансимен. – Я заявил, что это нелепый вопрос. Ни один джентльмен так не поступил бы, а вы офицер, а значит, джентльмен, и при всем уважении к его светлости я нахожу вопрос оскорбительным. – Рансимен надулся от радости. – И Веллингтон меня поддержал! Сказал Вальверде, что не желает больше слышать никаких обвинений против британских офицеров. И не будет никакой следственной комиссии, Шарп! Наше сегодняшнее поведение, сказал он мне, исключает любую потребность подвергать сомнению показания о печальных событиях в Сан-Исидро. Именно так!

Шарп улыбнулся. Он знал, что реабилитирован. Знал с того момента, когда Веллингтон перед контратакой Ирландской королевской роты выговорил ему за расстрел французских военнопленных. Но доставленная Рансименом весть была долгожданным подтверждением того, что обвинения сняты.

– Поздравляю, генерал, – сказал Шарп. – И куда вы теперь?

– Домой, пожалуй. Домой. Домой! – Рансимен улыбнулся при этой мысли. – Возможно, смогу пригодиться в Гэмпширской милиции. Я предложил это Веллингтону, и он был достаточно любезен, чтобы согласиться. Милиции, сказал он, необходимы люди с военным прошлым, люди с кругозором и опытом командования, и он был достаточно любезен, чтобы предположить, что я обладаю всеми тремя качествами. Веллингтон весьма любезный человек, вам не кажется, Шарп?

– Очень любезный, сэр, – сухо произнес Шарп, наблюдая за санитарами, удерживавшими беднягу, которому отреза́ли ногу.

– Так что я уезжаю в Англию! – с восторгом повторил Рансимен. – Милая Англия, хорошая еда и толковая религия! А вы, Шарп? Чего ждете от будущего?

– Останусь, чтобы убивать лягушатников, генерал. Это все, на что я гожусь. – Шарп взглянул на хирурга и увидел, что тот почти закончил с пациентом, а значит, пора готовиться к пытке. – А Ирландская королевская рота, генерал? – спросил он. – Что будет с ней?

– Кадис. Но парни отправятся туда героями, Шарп. Сражение выиграно! Алмейда в осаде, а Массена удирает в Сьюдад-Родриго. Ей-богу, Шарп, мы все теперь герои!

– Уверен, ваши отец и мать часто говорили, что однажды вы станете героем, генерал.

Рансимен покачал головой:

– Нет, Шарп, они никогда так не говорили. Они возлагали на меня надежды, я не отрицаю этого, и оно неудивительно, поскольку Бог осчастливил их единственным ребенком, и этим благословенным даром был я. Они дали мне много всего, но, похоже, не наделили героизмом.

– И все же вы герой, сэр, – сказал Шарп. – И можете заявить любому, кто спросит, что это я вам сказал.

Шарп протянул правую руку и, несмотря на боль, пожал руку Рансимену. В дверном проеме церкви появился Харпер с бутылкой – показать, что друг получит некоторое утешение, когда пуля будет извлечена.

– Лучше вам подождать снаружи, сэр, – сказал Шарп Рансимену, – если не хотите наблюдать, как хирург вытаскивает пулю.

– О господи! Нет, Шарп! Мои дорогие родители никогда не считали, что у меня достаточно крепкий желудок для изучения медицины, и, боюсь, они были правы. – Рансимен побледнел. – Оставлю вас страдать в одиночестве, – добавил он и поспешил отойти подальше, прижав носовой платок ко рту, дабы уберечься от вредных испарений, могущих вызвать недомогание.

И вот теперь хирург вытащил из раны пулю и прижал к плечу Шарпа тряпицу, чтобы остановить кровь.

– Кости целы, ни одна даже не задета, – сообщил он несколько разочарованным тоном, – только ребро малость ободрало. Поболит несколько дней. А может, и всю жизнь болеть будет, если выживешь. Хочешь пулю оставить?

– Нет, сэр.

– Как подарок для леди? – Хирург вытащил фляжку с бренди из нагрудного кармана, приложился к горлышку и вытер щипчики краем заляпанного кровью фартука. – Знаю одного парня, канонира, у него десятки таких пуль, все оправлены в золото и подвешены на цепочках. Про каждую говорит, что прошла под сердцем. У него и шрам есть в подтверждение. Дарит пулю всякой дурехе, которую хочет подцепить, и говорит ей, что, умирая, видел в мечтах такую, как она. Говорит, срабатывает. Сам урод уродом, свинья и негодяй, но считает, что каждой не терпится ухватиться за то, что у него в штанах. – Он снова протянул Шарпу пулю. – Уверен, что не хочешь?

– Точно не хочу.

Хирург отбросил пулю.

– Скажу, чтоб забинтовали. Не дай повязке засохнуть, если хочешь жить, и не вини меня, если помрешь. – Он отошел, пошатываясь, но прежде велел санитару перевязать Шарпу плечо.

– На дух не переношу чертовых костоломов! – заявил Шарп Харперу, который встретил его у церкви.

– Мой дед говорил то же самое, – сказал ирландец, протягивая Шарпу бутылку трофейного коньяка. – Он за всю жизнь видел костолома только раз, а через неделю и помер. Имейте в виду, сэр, ему тогда восемьдесят шесть стукнуло.

Шарп улыбнулся:

– Это тот, у которого вол упал с утеса?

– Он самый. Сковырнулся и ревел до самой земли. Впрочем, свинья Грогана тоже визжала, когда в колодец свалилась. Мы неделю со смеху покатывались, а чертовой хрюнье хоть бы хны! Целехонька, разве что искупалась.

Шарп ухмыльнулся:

– Как-нибудь расскажешь мне об этом, Пэт.

– Так вы, значится, с нами остаетесь?

– Как сказал Рансимен, следственной комиссии не будет.

– Вообще-то, ее и назначать было не за что, – презрительно заметил Харпер и, взяв бутылку из рук Шарпа, сделал добрый глоток.

Они брели к лагерю, затянутому дымом костров, на которых готовили ужин. То там, то тут раздавались крики раненых,