12. Битва стрелка Шарпа. 13. Рота стрелка Шарпа (сборник) - Бернард Корнуэлл

Последнее слово он выкрикнул, уже выступая из-за угла.

Французы за баррикадой, увидев Шарпа, дали залп в упор, однако, напуганные дикими воплями неприятеля, поторопились и взяли слишком высоко.

– Стой! На колено! – Шарп возвышался над солдатами, изготовившимися к стрельбе с колена. – Цельсь!

Харпер уже выводил из переулка второй отряд.

– Огонь! – крикнул Шарп.

Грянул залп, и миг спустя люди Шарпа, вырвавшись из дыма, полезли через теплый вал из окровавленных мертвецов.

Французы в спешке перезаряжали мушкеты, но примкнутые штыки мешали работать шомполами, и первая волна атакующих накрыла их раньше. Пошла резня.

Рука устала держать палаш, голос сел от крика, глаза слезились от порохового дыма, пота и крови, но отдыха не предвиделось. Шарп колол, проворачивал клинок, высвобождал и снова колол. Какой-то француз навел на него мушкет, выжал спуск, и порох на полке вспыхнул, но не поджег заряд в стволе. Француз вскрикнул, пронзаемый сталью. Шарп настолько вымотался, что держал палаш обеими руками, как двуручный меч, – правая сжимала рукоять, а левая, обхватив нижнюю часть клинка, помогала направлять и вдавливать его в плотную людскую массу. Давка была такая, что временами стрелок едва мог двигаться, и тогда приходилось хвататься за физиономию ближайшего врага, пинать, кусать, бодать, пока чертов француз не убирался или не падал. И тогда можно было перешагнуть через очередное тело и двинуться дальше с окровавленным палашом.

В какой-то момент Шарпа догнал Харпер. Наконечник эспонтона был длиной в фут, под ним имелась небольшая крестовина, не позволявшая оружию слишком глубоко погружаться в тело коня или человека. Харпер вгонял клинок до самой перекладины, вырывал его, пинком отталкивая жертву, и бил снова. Когда французский сержант попытался собрать вокруг себя группу солдат, Харпер поднял его на свое укороченное копье и, как живым тараном, проломил шеренгу противника. Двое коннахтских рейнджеров с окровавленными физиономиями присоединились к Харперу, и воинственные кличи зазвучали на ирландском.

Из переулка справа вышел отряд горцев. Шарп чувствовал, что ход сражения меняется. Теперь британцы наступали сверху вниз, а не оборонялись, отходя вверх, и серая пехота бригады Лу отступала вместе с остальными французами. Шарп разжал левую руку, которой держал клинок, и увидел на ладони рану. Слева из окна громыхнул мушкет, и рядом, захрипев, упал гвардеец. Капитан Донахью с группой своих солдат ворвался в дом без крыши, и оттуда донеслись крики – французов находили в тесных комнатушках, в свинарнике на дворе. Справа, где рота коннахтских рейнджеров загнала в тупик две роты французов, раздался жуткий торжествующий рев. Ирландцы прокладывали кровавый путь в конец переулка, и ни один офицер не решился бы остановить их. Если внизу, на равнине к северу от Поко-Вельи, участники сражения стали очевидцами сложнейшего маневра по спасению Легкой дивизии, то здесь, в деревне, противостояние выродилось в примитивную драку, в сцену из кошмара, которая, однако, могла спасти целую армию.

– Слева! – крикнул Харпер.

Шарп обернулся и увидел в переулке людей в серой форме.

Гвардейцы не ждали приказа, сами с безумными завываниями устремились в переулок. Ирландскую королевскую роту охватил восторг победы, азарт смертельной битвы. Гвардеец, получив пулю в грудь, как ни в чем не бывало продолжал орудовать штыком. Донахью давно уже не пытался командовать, он дрался наравне со всеми, с жуткой ухмылкой на лице, измазанном кровью, копотью и потом.

– Видели Рансимена? – спросил его Шарп.

– Нет.

– Выживет. Он не из тех, кто умирает в бою.

– А мы? – спросил Донахью.

– Бог знает.

Шарп прислонился к стене, чтобы перевести дух.

– Видел Лу? – спросил он у Харпера.

– Никак нет, сэр, – ответил сержант. – Будто сквозь землю провалился. Но у меня для него кое-что припасено. – Он погладил висевшую на плече семистволку.

– Лу – мой, – сказал Шарп.

Победные крики возвестили еще об одном успехе. Французы отступали повсюду, и Шарп знал, что сейчас важно не дать врагу возможности закрепиться и перегруппироваться. Пройдя со взводом через дом и переступив по пути через два французских трупа и один шотландский, он вышел в крошечный задний двор, пинком отворил калитку и увидел перед собой нескольких французов.

– Вперед! – крикнул Шарп и, выбежав на улицу, повел своих людей в атаку.

Мушкеты плевались дымом и пламенем, что-то ударило в приклад винтовки, но Шарп уже рубил палашом поверх баррикады, а гвардейцы растаскивали телеги, скамейки и горящие тюки соломы. Рядом пылал дом. Шарп закашлялся, хлебнув дыма, отбросил ногой последние препятствия и отбил удар штыком, нанесенный маленьким и жилистым французским сержантом. Харпер проткнул кого-то эспонтоном. Впереди, в нескольких футах, поблескивала речка. Французская пушка выстрелила картечью по главной улице и смела дюжину горцев, потом вражеских канониров заслонили пехотинцы, пытавшиеся спастись от беспощадной контратаки союзников бегством через Дос-Касас.

Справа зазвучал зычный голос. Шарп повернулся и увидел, что это сам Лу пытается собрать вокруг себя отступающих французов. Генерал стоял на руинах старого каменного мостика и, кляня бегущих, пытался остановить их палашом. Харпер снял с плеча семиствольное ружье, но Шарп удержал друга:

– Ублюдок мой, Пэт.

Некоторые красномундирники продолжили преследование за рекой, Шарп же побежал к мостику.

– Лу! Ты, скотина! Лу! – кричал он. – Лу!

Генерал оглянулся и заметил спешащего к нему заляпанного кровью стрелка. Лу спрыгнул с каменной плиты ровно в тот момент, когда Шарп вбежал в воду, и два врага встретились посреди речки, возле запруды, образовавшейся из-за скопления тел, где вода поднялась выше колена. Сталь зазвенела о сталь – Лу попытался уколоть, Шарп парировал и рубанул сбоку, но и француз сумел защититься. Стрелок пнул противника в колено, но помешала вода, он едва не упал и подставился под косой удар палаша генерала. В последний момент Шарп выпрямился, принял удар на эфес и тут же сделал выпад, целя в незрячий глаз Лу. Француз поспешно отступил, споткнулся, но удержался на ногах и отмахнулся от клинка Шарпа.

Сражение продолжалось, но и британцы, и французы оставили двух фехтовальщиков в покое. Французы рассчитывали укрепиться за оградами на восточном берегу, откуда началось их утреннее наступление, тогда как британцы и португальцы выискивали французов, задержавшихся в деревне. А тем временем двое охваченных безумием битвы мужчин неуклюже размахивали палашами.

Они стоили друг друга. Лу был матерым рубакой, но уступал Шарпу в росте, и руки у него были короче. К тому же француз привык драться верхом, а не в пешем строю. Противники кололи, рубили и парировали удары так, что со стороны это выглядело пародией на прекрасное искусство фехтования. На движениях сказывались течение воды и усталость мышц, да и не до изящных финтов, когда сражаешься