Восточная Пруссия глазами советских переселенцев - Юрий Владимирович Костяшов

ним привыкли, и жесткий поначалу режим охраны стал осла­бевать. Как это выглядело в Черняховске, рассказывает полков­ник в отставке Иван Сергеевич Бурденко:

— Лагерь был обнесен колючей проволокой, но охрана была слабой. Военнопленные ходили по городу достаточно свобод­но. Один немец у нас пилил дровишки. Они выполняли рабо­ты по нарядам в разных организациях, могли отрабатывать и у частных лиц.

Крупный лагерь находился в поселке Маёвка Черняховско­го района. Сюда волею случая летом 1947 года попал в каче­стве вольнонаемного Михаил Николаевич Чуркин.

— Я работал в мужском (а был здесь и женский) лагере, который располагался в центре поселка. На его территории находился штаб, госпиталь, где работали немецкие и русские врачи, был клуб, бараки. В лагере содержались примерно шес­тнадцать тысяч человек, в основном немцы, но были и фран­цузы, австрийцы, румыны, чехи, венгры. В числе пленных было и четыре генерала. Отличить солдата от офицера было доста­точно просто, так как солдаты были наголо подстрижены, а офицеры носили короткую стрижку. Лагерь охранялся наши­ми солдатами, которые получали тот же паек, что и пленные. Но немецким офицерам выдавали больше сахара и папиросы, а не махорку. Все пленные выглядели хорошо по тем време­нам, то есть сыто. На территории лагеря были различные мас­терские, в которых они работали. Знаю, что генералы изготов­ляли деревянные гвозди для сапожной мастерской. Были и рас­конвоированные немцы, которые работали в подсобном хо­зяйстве, но жили в зоне лагеря. Среди пленных велась активная пропаганда как нашими политработниками, так и с помощью немецких антифашистов, для чего в лагере нередко устраива­лись тысячные собрания. Был здесь и очень хороший оркестр из числа пленных. Иногда их выводили в город, где в Доме культуры железнодорожников устраивались встречи с местным населением. Играл оркестр, многие танцевали. Где-то осенью-зимой сорок седьмого года после ряда союзнических догово­ров военнопленных начали отправлять в Германию. При опре­делении очередности руководствовались степенью вины, при­надлежностью к тому или иному роду войск.

В своем рассказе Михаил Николаевич упомянул межсоюз­нические соглашения. Именно благодаря им военнопленные, в отличие от мирного населения, имели определенный статус и попадали под действие международных конвенций. Похоже, жилось им легче. И уже не выглядит удивительной картина их отъезда с завода «Шихау», о которой рассказал Павел Федоро­вич Мартынов:

— Перед отъездом пленных снабдили новеньким немецким обмундированием с немецких складов, выдали заработанные ими деньги, правда, предупредили, чтоб ни одного рубля в Германию не увозили. Они закупили продуктов, водки, конья­ка и устроили банкет, на который пригласили руководство лагеря. Прошло еще немного времени, однажды военноплен­ных построили в длинную колонну по четыре или шесть чело­век в ряд, и они отправились на вокзал.

Может, это были те самые пленные, которых запомнила шестилетняя девочка Раиса Сергеевна Гаргун: «Тогда мы уже в Гвардейске жили. Составы с немцами ставили на запасные пути. А мы, дети переселенцев, ходили туда просить хлеб. Они бросали и смеялись. А рожи у них были красивые, откормлен­ные...».

Глава 12. ВЫСЕЛЕНИЕ

Акция, о которой будет рассказано в этой главе, в различ­ных документах называется по-разному: «переселение», «депор­тация», «перемещение», «изгнание». И все-таки наиболее точ­ный смысл произошедшего в 1947 — 1948 годах события пере­дает народная память. Все наши собеседники употребляли одно и то же русское слово — «выселение».

Отсрочка депортации

На Потсдамской конференции летом 1945 года наряду с территориальным вопросом обсуждалась проблема депортации немцев с земель, которые вошли в состав других государств после окончания войны. Принудительному переселению в Гер­манию из Польши, Чехословакии и других стран подлежало несколько миллионов человек. Союзники определили принцип и сроки выселения, общее руководство процессом поручалось Контрольному совету в Германии.

Однако на Потсдамской конференции не заходила речь о статусе тех немцев, которые оказались в Кёнигсберге и его окрестностях. Сталин давал понять, что местного населения здесь почти не осталось, союзники же не проявляли ни интере­са, ни особой настойчивости в этом вопросе.

Таким образом, десятки тысяч германских граждан, оказав­шихся на исходе войны в северо-восточной части Восточной Прус­сии, выпадали из сферы действия Потсдамских соглашений; на них не распространялись правила репатриации; советская сторо­на не имела в этом плане никаких обязательств, не должна была предоставлять союзникам информацию о численности немцев, сроках и порядке их депортации. Судьба местного населения пол­ностью зависела от новой администрации, в первую очередь от планов советского руководства и лично Сталина.

В первые два года после окончания войны случаи выезда немцев с территории Восточной Пруссии были довольно ред­кими. Свидетельствует Александр Георгиевич Факеев:

— При каждом гражданском управлении района или города были образованы отделы по розыску родных и близких, поте­рявшихся в войну и проживающих за пределами Советского Союза. В них входили и немцы, знающие русский язык. Мно­гие находили своих родных не только в Центральной Герма­нии, но и в других странах, им оформлялись соответствующие документы и выдавались разрешения на выезд.

Елена Ивановна Неберо уточняет, что в таких случаях «немцам разрешалось уезжать со всем скарбом».

Судя по всему, получить разрешение на выезд было непро­сто. Желающим уехать приходилось идти на всяческие ухищ­рения. О таком случае рассказал Михаил Николаевич Мешал­ки н из Краснознаменска:

— Один немец хотел уехать в Германию и просил пропуск у начальника участка лейтенанта Василия Жирнова. Чтобы полу­чить разрешение, он показал зарытые в лесу в блиндаже два велосипеда и мотоцикл. Пропуск он, кажется, получил.

У нас сложилось впечатление, что на первых порах выселе­ние местного населения не только не форсировалось, но даже сдерживалось. Отсрочка на два с лишним года депортации нем­цев была вызвана прежде всего практическими соображениями. Перемещение десятков тысяч людей требовало определенной подготовки. Кроме того, форсированное выселение немцев могло привлечь внимание Запада к проблеме Восточной Пруссии, ведь вопрос об окончательном урегулировании границ отклады­вался до мирной конференции. Наконец, советское правитель­ство рассчитывало использовать труд и знания немецкого граж­данского населения для восстановления промышленных пред­приятий, расчистки населенных пунктов от завалов, работы в сельском хозяйстве. А заселить новую область советскими людь­ми в короткие сроки было невозможно.