На руинах Империи - Татьяна Николаевна Зубачева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Спасибо, Рассел.
Женя остановилась и мягко, но решительно отобрала сумку.
– Вот мой дом.
– Вы помашете мне из окна, Джен? В знак, что всё в порядке.
– Хорошо. Спасибо за предупреждение, Рассел. И до свидания.
– До свидания, Джен.
Рассел не двигался с места, пока не увидел в окне лицо и машущую руку Джен. Он сделал приветственный жест шляпой и пошёл обратно. Что ж, он сделал всё, что мог. Предупредил. Но, кажется, она не поверила. Как объяснить, не раскрывая себя? Давая информацию, надо раскрыть её источник. Иначе информация недостоверна. А он не может, просто не может сказать… Если бы это была не Джен… Он бы продолжал занимать своё удобное место наблюдателя, даже зрителя. И наслаждался бы спектаклем. Комедия, трагедия, фарс… Любой из жанров интересен. И кровав. Но Джен… Джен делает любой спектакль жизнью, а тебя не зрителем, а участником. Недаром Хьюго влюблён в неё. Со всей немецкой сентиментальной серьёзностью. Перри… она единственная, кому он говорит искренние комплименты. Даже Норман… нет, о Нормане лучше не думать. И будем надеяться, что это было случайное совпадение. Просто этот индеец куда-то шёл. И их пути случайно совпали. Будем верить в случайность. Потому что перед закономерностью ты бессилен.
Женя убедилась, что Рассел ушёл, тщательно расправила штору и без сил опустилась на табуретку. Эркин, сидя как всегда у топки, полуобернувшись через плечо, наблюдал за ней. Увидев, как она сидит, навалившись на стол, он быстро встал и подошёл к ней.
– Тебе плохо? Женя?
– Нет, – она перевела дыхание и попыталась улыбнуться. – Нет, все хорошо.
Он присел перед ней на корточки, снизу вверх заглянул в лицо.
– Что-то случилось?
– Нет-нет. Потом расскажу. Так, пустяки.
Но его лицо оставалось встревоженным, у топтавшейся рядом Алисы глаза стали наливаться слезами, и Женя, пересилив себя, встала и захлопотала, забегала. Чтобы всё сразу успеть. Но Алиса поверила ей и сразу, как всегда, забуянила, требуя внимания. Эркин же, по мере сил, подыгрывал Жене, но, сталкиваясь с ним взглядом, Женя видела, что он только держится весёлым и спокойным.
И за ужином Эркин спокойно рассказал, что день был неплохой. Заработал. Но завтра – глухо. Праздник. Работы не будет.
– И что ты думаешь делать завтра? – спокойно спросила Женя, шлепком выпрямляя Алису.
Эркин неопределённо повел плечами, и Женя решилась.
– Эркин, завтра придут… Из моей конторы.
– Гости? – оторвалась от чая Алиса.
– Гости, – вздохнула Женя.
Но Эркин понял сразу и кивнул.
– Исчезну. На весь день?
– Что ты?! – Женя даже испугалась такой перспективы. – Они придут «на чашечку». К пяти. Думаю, к семи уйдут. Да, сейчас вам покажу, что мне подарили.
Пеликан вызвал восторг у Алисы, а когда Женя рассказала, почему именно пеликан, и Эркину понравилось. Пеликана водрузили на комод рядом с зеркалом, и Женя вернулась к столу.
– Да, а ты чего в одних трусах сидишь?
– Да, – он досадливо стукнул себя кулаком по колену. – На станции работали, ну и перемазался. Я и замочил всё.
– Так, – у Жени засмеялись глаза. – И завтра ты в трусах пойдёшь?
– Зачем?
Эркин вылез из-за стола и пошёл в кладовку. Быстро натягивая обновки, он надеялся, что вдруг этим удастся развеселить Женю или хотя бы отвлечь, а то… ну, не может он видеть её такой…
Штаны Женя одобрила.
– Очень удачно. То, что надо. И сидят хорошо. Отличные джинсы.
– Что?
– Джинсы. Так называются.
– Ладно, буду знать.
– А рубашка не очень. Эркин, она же вся чиненная. И выцвела.
– Рубашка в придачу шла.
– Тогда ладно. Завтра тогда клетчатую надень. Голубую. Она поновее.
– Хорошо.
Обычный разговор. Но не для Эркина… это ведь Женя с детства помнила такие разговоры и вечерние чаепития, и с удовольствием играла в мать семейства. Но сейчас, видя, как оттаивает Эркин, как после каждой своей фразы глазами спрашивает её одобрения, она поняла: для него-то это впервые. Он не знает, как это должно быть, он-то всерьёз… А она…
– Алиса, допила? Тогда быстренько. Мыться, в уборную и спать.
И у него сразу напряглось лицо в предчувствии того разговора, который и объяснит, почему Женя пришла такой.
Алиса улеглась, как всегда поворчав, что они ещё будут пить чай с конфетами, а её спать отправляют. Но на середине фразы закрыла глаза и заснула.
– А теперь слушай.
Эркин отодвинул свою чашку и подался вперёд, налёг грудью на стол.
– Помнишь, ты ходил встречать меня после бала? – он кивнул. – Так за тобой шли.
– Да, я его видел.
– И он тебя. И ещё раз увидел, когда ты эту кондитерскую строил. И узнал. А сегодня он меня провожал и заговорил о тебе.
Она рассказывала и видела, как снова напрягается лицо Эркина, настороженно сужаются глаза, твёрдо сжимаются губы.
– То ли он тебя ещё раньше, до Освобождения видел, то ли… ну, я не знаю, но мне его намёки не нравятся.
– Мне тоже, – разжал губы Эркин. – Но я его тоже видел. И запомнил. Тогда видел и сегодня, из окна. Завтра я тогда на весь день уйду, чтобы не маячить здесь. Раз придут к тебе… Моё всё в кладовке, крючок накинуть и всё. Дрова, вода – это я рано сделаю и уйду.
– Куда? – вырвалось у Жени.
– В Цветной квартал, – пожал он плечами. – Там тоже праздник будет. Там я в глаза не кидаюсь и отобьюсь, если что. А этот… – его глаза стали виноватыми. – Я его раньше не видел. Подставил я тебя, да?
– Город маленький, – пожала плечами Женя, – все время с кем-то сталкиваешься. Ты тут не при чём.
Он кивнул с грустной улыбкой.
– Смешно. Как я голову подниму, так меня по затылку тюкают.
– Голова не болит? – попыталась пошутить Женя.
– Пока нет, – ответил он такой же попыткой.
Женя встала, собирая посуду, и он тут же вскочил. Она потянулась к нему, и он ловко, одним движением подставил ей щёку для поцелуя и отобрал стопку посуды.
– Давай сюда, я помою.
– Обойдёшься, – не уступила Женя.
И он облегчённо засмеялся тому, что она наконец-то стала прежней, отошла от внезапного удара. А этого беляка… ну что ж, город маленький, будет нарываться, так и нарвётся. А там главное – ударить первым.
Тетрадь седьмая
Джексонвилл
Цветной квартал праздновал неумело, то есть бестолково, пьяно и шумно. Эркин и Андрей не спеша шли по улице, весело переругиваясь со знакомыми. Они уже посидели с ватагами Одноухого и Арча, выпили, погорланили, поели. Солнце стояло над головой, впереди полдня,