Ленин. Человек, который изменил всё - Вячеслав Никонов

– Это не те люди, которые нам нужны.

Если бы был Ильич, они бы его разорвали на части. Нас отпустили… Мы добрались до дому лишь к утру»929. Ленин узнал обо всем от жены в середине дня 7 июня и написал заявление в бюро ЦИК: «Я выражаю свой протест против этого… В случае приказа правительства о моем аресте и утверждения этого приказа ЦИК-том я явлюсь в указанное мне ЦИК-том место для ареста»930. У Аллилуевых в это время были также Зиновьев, Сталин, Орджоникидзе, Ногин и москвичка Варвара Николаевна Яковлева. Ногин робко высказался за явку, Сталин, Крупская – против: дело до суда не дойдет. Ленин склонялся к явке. Появилась Стасова со свежими новостями: в Таврическом дворце говорят, что, по документам Департамента полиции, Ленин был провокатором царской охранки. Ленин еще больше захотел сдаваться властям и сказал жене:

«– Мы с Григорием решили явиться, поди скажи об этом Каменеву.

Я заторопилась.

– Давай попрощаемся, – остановил меня ВИ, – может, не увидимся уж»931.

Орджоникидзе и Ногин поехали в ЦИК договариваться об условиях явки Ленина и гарантиях безопасности, но услышали, что никаких гарантий никто не даст932. Тут уже Ленин позволил себя уговорить. Он пишет новое послание: «Мы переменили свое намерение подчиниться указу Временного правительства о нашем аресте… Никаких гарантий правосудия в России в данный момент нет… Отдать себя сейчас в руки властей, значило бы отдать себя в руки… разъяренных контрреволюционеров, для которых все обвинения против нас являются простым эпизодом в гражданской войне»933.

Готовилась эвакуация Ленина из Петрограда. В этой операции решающая роль была отведена рабочему Сестрорецкого завода Николаю Александровчу Емельянову, который напишет: «Вместе с представителем ЦК мы обошли участок, на котором стоял мой дом неподалеку от станции Разлив. На участке густо росли березы, тополя, ели, сирень, фруктовые деревья. Участок был совершенно изолирован от остальной территории дачного поселка, с улицы не было видно, что происходит у меня дома. К участку примыкал пруд, соединявшийся протоком с озером Разлив. Летом, в период сенокоса, многие крестьяне-батраки приходили к нам в поисках заработка. Они обычно поселялись в шалашах из сена и ветвей. Это и навело нас на мысль укрыть В. И. Ленина у озера Разлив в шалаше под видом финского косца…»934.

Сталин взбил мыльную пену и гладко побрил Ленина. Впервые за 1917 год он меняет внешность. Зиновьев, не брившийся последние дни, постриг свою пышную шевелюру, оставив усы и бороду. Аллилуев дал Ленину серую пролетарскую кепку и свое рыжее пальто, в котором он «походил на финского крестьянина или на немца-колониста. Зиновьеву досталось «пальто-клеш яркого пестрого рисунка», какое носили «прибалтийские коммивояжеры».

К Приморскому вокзалу пошли пешком, путешествие неблизкое, километров девять. Впереди рабочий-оружейник Вячеслав Иванович Зоф, за ним Ленин и Зиновьев, замыкали Аллилуев и Сталин. Шли мимо казарм, патрулей, караулов. Но обошлось… Мало кто знал, как выглядит Ленин, а тем более Зиновьев. В отличие от главного мастера PR того времени – Керенского – Ленин не снимался в кино, «Правда» фотографий не печатала, а на карикатурах в других газетах он обычно изображался большим и медведеподобным. Сопровождавшие остались, а Емельянов, Ленин и Зиновьев сели в последний, как его называли – «пьяный поезд»935. «Мы вошли в последний вагон. Владимир Ильич сел на ступеньку и всю дорогу ехал так, чтобы в случае опасности можно было быстро спрыгнуть на ходу и скрыться… В Разлив поезд прибыл около трех часов ночи».

Беглецы благополучно добрались до дома Емельянова. «В. И. Ленин поднялся по лестнице на чердак и решил, что безопасней всего будет скрываться там. Мы устроили Ильичу постель, а для работы поставили стол и два стула… Июль в том году стоял очень жаркий. На чердаке было душно, а свет проникал туда только через щели». Утром переодели в рабочую одежду. Но оставаться в поселке было опасно – слишком на виду каждый сторонний человек. Поэтому за озером Емельянов нанял покос. Вместе с сыновьями выкосили участок, сложили большой стог, шалаш. Похоже, уже вечером 10 июля, одевшись как финские крестьяне, Ленин и Зиновьев – с рыболовными снастями, косами и граблями – сели в лодку. Полчаса на веслах – и десять минут пешком в глубь леса, до прогалины.

Зиновьев вспоминал: «Усталый и измученный работой и передрягами, ВИ первую пару дней прямо наслаждался невольным отдыхом. Насколько позволяли конспиративные соображения, он делал прогулки, ходил купаться на Разлив, лежал на солнышке, беседовал с Н. А. Емельяновым». «Первые дни ВИ не читал газет вовсе или прочитывал только политическую передовицу в “Речи”… В то время газеты, в том числе и “социалистические”, были полны россказней про “мятеж” 3–5 июля и главным образом про самого Ленина. Такое море лжи и клеветы не выливалось ни на одного человека в мире.

– Не надо портить себе нервы, – говорит Ильич. – Не стоит читать этих газет, пойдем лучше купаться»936.

«Прохладная звездная ночь, – напишет Зиновьев. – Пахнет скошенным сеном. Дымок от маленького костра, где варили чай в большом чайнике. Бродим с ВИ. Сначала Ильич молчалив и порою грустен, а потом оживляется и вслух набрасывает великие мысли… и смело рисует будущее. Вот кончен день. Ложимся в узеньком шалашике. Прохладно».

На связи были Александр Васильевич Шотман, Рахья и Орджоникидзе. Шотману доводилось и ночевать в Разливе. «Несмотря на июль, ночные болотистые испарения давали себя знать. Я дрожал в своем летнем костюме от пронизывающего холода… Я долго не мог уснуть от холода, несмотря на то, что лежал рядом с ВИ, покрытый зимним пальто. После этого я в продолжение двух с лишним недель через каждые один-два дня приезжал к нему из Питера, привозил различные газеты и пр., организуя в то же время надежное убежище для более продолжительного и приличного его существования. Кроме меня… провизию, белье и пр. возила ему из города только А. Н. Токарева – петроградская работница»937.

Дни временной «политической смерти» Ленина (а многие были уверены, что его уже действительно нет в живых) оказались для него весьма плодотворными. «Через некоторое время ВИ вытребовал в шалаш тетрадку своей незаконченной рукописи “Государство и революция” и здесь, лежа на животе или сидя на корточках, работал над этой рукописью».

Холодало. «При первых же осенних дождях “крыша” стала все больше и больше протекать. К тому же в наше жилье все чаще стали забредать охотники, предполагая найти приют в шалаше… на вопросы отвечали как можно более односложно. ВИ притворился спящим. В каждом таком охотнике мы, естественно, заподозревали шпиона… Мы начали сворачиваться и готовиться к переселению»938.

А тем временем Каменев, Троцкий и Луначарский оказались в «Крестах», где уже находилось около двухсот руководителей «военки» и кронштадтцев. Коллонтай отправили в женскую Выборгскую тюрьму. Газеты полны сообщениями, что «по следу Ленина» пущены собаки, в их числе знаменитая ищейка Треф, а 50 офицеров «ударного батальона» поклялись: или найти этого “немецкого шпиона” – или умереть939.