Огонь и Ветер - Рина Море

Не успеваю собрать вещи. Нужна мужская одежда – сорочки, плащ, брюки. Наверное, дорожная посуда. Провиант. Да, на корабль необходимо закупить свой личный запас еды, которого бы хватило на все плавание – об этом мне поведали моряки в больнице, и капитан «Карсы» подтвердил.

Не успеваю создать подарок императору, прощальный. Мне обязательно нужно, чтобы подарок был безупречен и чтобы Его Величеству он запомнился.

Всего час – время, отпущенное императору и мне. Ровно столько длится аудиенция в день перед последним балом невест, одна-единственная за всю седьмицу. Его Величество тоже, видимо, в немилости у времени. Некогда скорбеть об отце – нужно устраивать празднования в честь коронации, отбор невест. Некогда выбрать невесту: в эту седьмицу, вторую третьего осеннего квартала, собирается Большой погодный совет, в котором император непременно должен участвовать и который никак нельзя отменить.

Каждую вторую седьмицу третьего квартала осени и каждую первую седьмицу второго квартала весны великие магистры стихийных орденов и сильнейшие маги мира съезжаются в крепость Карагос на острове Вакламар – совещаться, решать, какая погода будет нынче в мире. Менять течения морей, направления ветров, распалять и успокаивать вулканы. Весенний сбор называют благим и плодородным, ибо великие саганы думают, как защитить посевы и урожаи от непогоды, а осенний сбор – грозным, потому что в преддверии зимы дети Богини решают, какую из вражеских стран покарать катастрофой.

Всего час я увижу его свободным и влюбленным перед тем, как он поведет к алтарю Эльяс, а я навсегда покину Империю.

Хотелось, чтобы он запомнил.

Собственно, всю эту неделю я почти не готовилась к побегу, небрежно оставляя все на последний день. Устраивала подарок. Мне нужна будет музыка, и сыграть, как надо, сможет одна-единственная дева в мире. Мы с мамой поехали просить одолжения у одной из бывших невест, флейтистки-ветренницы.

Я, конечно, опять солгала. Сказала, что Его Величество в частном разговоре сам попросил меня подготовить танец. Мама поверила, она в последнее время стала мне больше доверять и даже хвалить мои «необычные» манеры. «Мужчины любят дерзких. Я никогда так не умела, в юности была ужасно застенчива. Ты очень храбрая».

Ночь перед аудиенцией и все утро до последней секунды перед выходом я провела за созданием платья. Никогда еще так не волновалась, даже перед первым представлением ко двору. Заранее платье подготовить было нельзя – маки очень быстро вянут. К тому же всю неделю до я училась создавать ветренных големов, и только в последнюю ночь у меня стало получаться. Ветренный голем – это много-много сквознячков, заблудившихся друг в друге, нечто чудовищно сложное.

Платьишко вышло недлинное. Оранжерейные цветы стоят очень дорого, а диких на лугах уже не найдешь – осень. Разумеется, в таком виде маме на глаза показываться было нельзя. Соврала ей, что визит к Его Величеству мне назначили во второй половине дня. Флейтистке вчера вечером послала записку, что аудиенцию перенесли на утро.

Сказала маме, что пойду прогуляюсь в одиночестве, чтобы успокоить нервы. Накинула на платье мамин же широкий плащ, достающий мне до пят. Хорошо, что удалось приучить домашних к самостоятельным отлучкам. Когда я только приехала, и представить было немыслимо, чтобы я в одиночестве вышла даже за ворота дома, – однажды попросилась на короткую самостоятельную прогулку, так бабушка настоящий скандал устроила.

Все же постаралась покинуть дом тихо. На Скос-ной улице минутах в пятнадцати ходьбы от бабушкиного дома всегда стояло несколько извозчиков. К счастью, один экипаж нашелся закрытый. Внутри всю дорогу пришлось стоять на коленях, чтобы платье не помялось.

Боялась опоздать, поэтому приехала заранее. Почти час ждала возле дворца, пока не подъехала карета с флейтисткой. Ее мать подозрительно сощурилась на мой плащ, видимо, каким-то чутьем заподозрив неладное. Мне оставалось только заломить руки:

– Скорее, ах, прошу вас, опаздываем! – и броситься бежать.

Мать флейтистки осталась за одними из дверей. В зале перед кабинетом Его Величества нас попросили ждать. Несколько минут для разговора с сестрой-ветренницей.

– До того как я услышала вашу игру, я никогда не думала, что кто-то, кто не летал, может так спеть про полет. Признаюсь, когда я услышала вашу игру, мне подумалось, что вы, наверное, в нарушение всех законов и вопреки браслету-эскринас все-таки летаете.

– А? – она даже будто не сразу поняла, что я с ней разговариваю. – Боюсь, я могу не очень хорошо сыграть. Мы с мамой много репетировали, но я не уверена. Возможно, вам следовало попросить кого-то, кто играет лучше меня…

– Я не знаю никого, кто играл бы так. Это не лесть – я не слишком хорошо разбираюсь в музыке. Мы жили в провинции, не ездили в театры, я мало слышала действительно известных музыкантов. Но ваша музыка – не знаю, как сказать… зацепила больнее всего, что я когда-либо слышала. Откуда вы берете эти чувства?

Она сильно покраснела от моей похвалы.

– Благодарю вас. Когда я играю, мне кажется, я становлюсь ветром…

– Вам когда-нибудь снились сны, что вы летаете? Что вы стали ветром?

– Не знаю. Я не запоминаю снов.

И тут по мрамору загрохотали каблуки, и камердинер возвестил нас о прибытии Его Величества.

Это был не тот кабинет, в котором Его Величество изволил гневаться на меня. Видимо, тот был личный, а этот парадный. Просторное помещение в блеске позолоты, грозные взгляды былых владык с портретов на стенах, гипсовые бюсты императоров и знаменитых полководцев.

Император казался задумчив. Он даже не разгневался, что я без спроса привела на аудиенцию другую деву, отвергнутую невесту, и на мой потрепанный плащ тоже. Ждал объяснений со спокойным любопытством.

– Ваше Величество, я приготовила для вас подарок, и л’лэарди любезно согласилась помочь мне. Она думала, что помогает мне с вашего дозволения, так что, если вам покажется это слишком дерзким, я хочу, чтобы вы помнили, что это моя вина, не ее. Вы позволите мне показать подарок?

Император молча кивнул.

– Пожалуйста, играйте, – тихо сказала я ветреннице. Она была смертельно бледна и, кажется, волновалась больше меня. Первый вскрик флейты – какой-то невнятный кашель, дрожь, прерывистое дыхание.

Так рождался ветер. Я сбросила туфли, расстегнула пуговицы и позволила плащу соскользнуть на пол. Маки, конечно, помялись. Но лепестки все так же нежны – и красны как кровь. Низкий реверанс Его Величеству. Не факт, что в моем-то наряде это выглядело почтительно.

Ветер был пока слаб и опаслив. Я зябко обнимала голые плечи, пряча полуобнаженную грудь, вытягивалась на цыпочки, переступая по холодному мрамору пола. Ветер прятался под лиственными кронами и в крыльях чаек, как я в распущенных волосах. Но вот он осмелел, разозлился на недавнюю слабость, рыча, рванул в небеса – я прыгнула.

Ветер рвал облака и шляпы из рук прохожих, переворачивал скорлупки человеческих суденышек и мчал на ревущей волне к перепуганным рыбацким деревушкам. Но, поняв, что он свободен, а мир безграничен, ветер вдруг успокоился; засмеялся; выглянуло солнце, рассыпалось по воде тысячью бликов. Ветер стал крылом бабочки, дрожью василька, на который она присела; жужжанием пчелы, непокорным девичьим локоном, волной по цветущему маковому полю.