В кафе с экзистенциалистами. Свобода, бытие и абрикосовый коктейль - Сара Бейквелл

который бежит, чтобы начать новую жизнь, после того как его путают с другим человеком, погибшим в аварии в метро. Белые у власти не могут отличить одного чернокожего от другого; Дэймон пользуется их ошибкой, чтобы избежать судебного преследования за то, что от него забеременела несовершеннолетняя девушка. Затем он попадает в еще более серьезные затруднения и убивает, чтобы скрыть свою личность. Он также связывается с коммунистами, как это делал сам Райт. Перевоплотившись, Дэймон чувствует большую свободу, но также и головокружительную ответственность за решение вопроса о смысле своей жизни. История заканчивается плохо: Дэймона выслеживают за его преступления и убивают; в предсмертные минуты он говорит, что сделал все это, чтобы стать свободным и узнать, чего он стоит. «Мы не такие, какими кажемся… Может быть, хуже, может быть, лучше, но точно другие… Мы сами себе чужие».

Райт применяет философию Сартра и Камю к опыту черных американцев. В результате получилась интересная книга, но в ней есть и слабые места, и она могла бы выиграть от редакторской правки. Вместо этого Райт получил редактора и агента, которые предпочли полностью избавить книгу от идей, как это произошло с англоязычным переводом книги де Бовуар «Второй пол». Издательский мир ожидал от такого автора, как Райт, чего-то простого и сырого, а не интеллектуальной переработки таких произведений, как «Тошнота» и «Гостья». С неохотой он отредактировал свою работу, чтобы урезать философию. Пока он занимался этой мучительной работой, по почте пришел новый роман: «Человек-невидимка» Ральфа Эллисона. В нем тоже рассказывалось об отчужденном чернокожем человеке, совершающем путешествие от невидимости к подлинности. Роман «Человек-невидимка» был легче, чем роман Райта, и не содержал французской философии. Он продавался лучше и получил Национальную книжную премию.

Райт написал Эллисону большое письмо, расхваливая его работу и приглашая в Париж, на что Эллисон грубо ответил: «Меня начинает тошнить от американских негров, которые приезжают на несколько недель и возвращаются, настаивая на том, что там рай». Он считал, что Райт навредил себе, переехав за рубеж: он испортил свободу своего писательства поисками свободы в реальной жизни. Райт часто получал подобные замечания: его редактор, Эдвард Асвелл, считал, что он обрел мир как личность, но потерял литературный импульс. Даже Джеймс Болдуин писал: «Ричард смог, наконец, жить в Париже точно так же, как он жил бы, будь он белым человеком, здесь, в Америке. Это может показаться прекрасным, но я сомневаюсь, так ли это».

Мне интересно другое: почему парижская жизнь Райта вызвала такое осуждение? Сам Болдуин жил во Франции, а Ральф Эллисон воспользовался стипендией Prix de Rome[82], чтобы переехать в Италию на два года после успеха «Человека-невидимки» — хотя он скучал по Америке и вернулся в нее. Белые писатели постоянно переезжали за границу; никто не говорил им, что в этом случае они потеряют способность писать. Райт считал, что свобода была необходима ему, чтобы получить перспективу: «Мне нужно жить свободно, если я хочу развиваться». Это кажется разумным утверждением. Настоящее возражение, как я подозреваю, вызвало не то, что Ричард Райт переехал во Францию, а то, что он писал о французских идеях.

Правда, после этого Райт больше не писал романов. (Как и Эллисон.) Он создал книги о путешествиях и репортажи, в частности «Цветной занавес» о Бандунгской конференции развивающихся стран в апреле 1955 года и «Белый человек, послушай!» в 1957 году, посвященную вестернизированным людям в Азии, Африке и Вест-Индии — тем «одиноким аутсайдерам, которые выживают на окраинах многих культур». Его симпатия к экзистенциальным неудачникам никогда не ослабевала; она просто переместилась в другие жанры.

19 сентября 1956 года Райт выступил на Первом международном конгрессе негритянских писателей и художников в Сорбонне. Там он был единственным оратором, который обратил внимание на почти полное отсутствие женщин в зале. Райт отметил, насколько близки были ключевые темы конгресса к тем, которые Симона де Бовуар исследовала в книге «Второй пол»: борьба за власть, отчужденный взгляд, самосознание и создание угнетающих мифов. Участники феминистских и антирасистских кампаний также разделяли экзистенциалистское стремление к действию: веру в то, что статус-кво можно воспринимать в интеллектуальном плане, но нельзя мириться с ним в жизни.

Тем временем «Второй пол» все сильнее влиял на женщин во всем мире. Создатели телепрограммы и книги «Дочери де Бовуар» 1989 года собрали истории женщин, жизнь которых изменилась после прочтения ее работ в 1950-х, 1960-х и 1970-х годах. Среди них Энджи Пегг, домохозяйка из маленького эссекского городка, которая взяла «Второй пол» в книжном магазине наугад и читала его до четырех утра. Сначала она погрузилась в главу о том, как работа по дому изолирует женщин от мира, а затем перешла к чтению остальных. До этого момента Пегг думала, что только она одна чувствует себя оторванной от жизни из-за того, как она проводит свои дни; де Бовуар заставила ее понять, что это не так, и показала ей, почему она так считает. Это было одно из тех судьбоносных книжных открытий, как у Сартра или Левинаса, прочитавших Гуссерля. К утру Пегг решила изменить направление своей жизни. Она отбросила швабру и пылесос и поступила в университет, чтобы изучать философию.

Помимо «Второго пола», многие женщины черпали вдохновение в четырех томах автобиографии де Бовуар, которые начались в 1958 году с «Воспоминаний благовоспитанной девицы» и продолжались до «В общем» в 1972 году. Маргарет Уолтерс, выросшая в Австралии, была в восторге от ярких формулировок и содержания этих книг. В них рассказывалась грандиозная история одной женщины, ищущей свободу — и находящей ее. Женщины, живущие в традиционных браках, были особенно заинтригованы рассказом Бовуар о ее открытых отношениях с Сартром и другими любовниками. Кейт Миллетт, которая сама стала выдающейся феминисткой, вспоминала: «Вот она в Париже, живет такой жизнью. Она — смелая и независимая, она — та, кем я хотела бы быть здесь, в Поданке». Она также восхищалась совместной политической деятельностью де Бовуар и Сартра. Они оба олицетворяли собой попытку вести этическую жизнь — жить в соответствии с радикальной этической политикой, которая не является просто пылящимся на полке левацким трактатом — им постоянно приходилось изобретать этику ситуации. Это само по себе было приключением.

Симона де Бовуар за несколько десятилетий так изменила жизни некоторых женщин, что некоторые из них почувствовали себя лишенными привычных благ. Одна из участниц интервью, Джойс Гудфеллоу, рассказала, что бросила мужа и ушла со стабильной, но скучной работы. В итоге она стала абсолютно свободной женщиной — и матерью-одиночкой, которая долгие годы боролась с бедностью. «То, что