В кафе с экзистенциалистами. Свобода, бытие и абрикосовый коктейль - Сара Бейквелл

о Сартре. Он ожидал, что будет делать что-то в каждый момент времени: быть занятым и активным, даже когда нет времени все обдумать. Более осторожные натуры останавливались для размышлений, но Сартр считал это буржуазной роскошью.

Мерло-Понти однажды сказал в интервью, что есть один простой факт о Сартре, который мало кто знает и не часто встречается в его книгах. Это было следующее: «il est bon». Он хороший. Его «хорошая» натура стала его роковым недостатком: она привела его к переутомлению, и, что более важно, именно она в первую очередь заставила его поверить, что он должен примирить свой экзистенциализм с марксизмом. Это была невыполнимая и саморазрушительная задача: эти два понятия были просто несовместимы. Но Сартр считал, что этого требуют угнетенные всего мира.

Много лет спустя, в интервью незадолго до смерти Сартра, его молодой ассистент Бенни Леви дерзко и довольно агрессивно потребовал сказать, кто именно умер, когда в Сартре окончательно исчез просоветский апологет. Кто умер, спросил он? Негодяй, тупица, простофиля или в общем-то хороший человек?

Сартр мягко ответил: «Я бы сказал, что человек неплохой».

Если в первой половине 1950-х годов в защите советского коммунизма и была какая-то польза, то в октябре и ноябре 1956 года она, кажется, исчезла.

После смерти Сталина разговоры об «оттепели» в политике Советского Союза побудили реформаторов в коммунистическом правительстве Венгрии ввести некоторые элементы личной и политической свободы. Демонстранты вышли на улицы, требуя большего. В ответ Советский Союз послал солдат, и вокруг Будапешта начались бои; повстанцы захватили городскую радиостанцию и призвали венгров к сопротивлению. На некоторое время установилось видимое перемирие, но 1 ноября советские танки пересекли границу с Украиной и ворвались в Будапешт. Танки уничтожали здания, в которых прятались люди. Они обстреливали вокзалы и площади, угрожая разрушить здания городского парламента. В воскресенье 4 ноября, в полдень, радиоповстанцы сдались, передав последнее сообщение: «Мы уходим из эфира. Vive l’Europe! Vive la Hongrie!» Восстание потерпело поражение.

Для коммунистов на Западе демонстрация грубой советской силы стала большим потрясением. Многие разорвали свои партийные билеты, и даже оставшиеся в рядах нервно сжимали руки и думали, как включить новое развитие событий в свою концепцию. Сартр и де Бовуар были среди тех, кто был в наибольшем замешательстве. В январе 1957 года они выпустили спецвыпуск Les Temps modernes, осуждающий советские действия, и предоставили возможность многим венгерским писателям написать о событиях — но в частной жизни они продолжали беспокоиться, им не нравилось, как правые воспользовались вторжением для продвижения своей идеологии.

Очень скоро после венгерского восстания Сартр начал писать новую масштабную работу — «Критику диалектического разума». Это была попытка создать подобие «Бытия и ничто», но построенное на новом социальном мышлении и идеале политического обязательства. Вместо того чтобы делать акцент на сознании, ничто и свободе, он теперь вернул все к конкретным ситуациям и принципу согласованных действий в мире. Бовуар считала «Критику диалектического разума» Сартра окончательным ответом на катастрофу 1956 года. Как будто слияние марксизма с экзистенциализмом не было достаточно акробатическим само по себе, теперь эту смесь предстояло приспособить к ситуации, в которой Советский Союз проявил недружелюбие. Как выразился сам Сартр в 1975 году, «Критика — это марксистская работа, написанная против коммунистов». Ее также можно рассматривать как экзистенциалистскую работу, написанную против старого, неполитизированного экзистенциализма.

Выход книги был сопряжен с огромными трудностями. Сартр опубликовал первый том «Теория практических ансамблей» в 1960 году; только в нем было почти 400 000 слов. Второй том — вот так сюрприз! — так и не был закончен. Сартр сделал обширные заметки, но не смог привести их в порядок. Эти заметки были опубликованы посмертно в 1985 году.

К тому времени, когда Сартр бросил работу над вторым томом, его внимание уже отвернулось от Советского Союза и переключилось на другие баталии. Он заинтересовался маоистским Китаем. Начал считать себя интеллектуальным пионером, но не коммунизма, а более радикального бунтарства, которое лучше соответствовало экзистенциалистскому образу жизни.

12. Взгляд изгоев

Глава, в которой мы встречаем революционеров, аутсайдеров и искателей настоящего

Если множество людей с несочетаемыми взглядами утверждают, что правда на их стороне, как решить, кто из них прав? В одном из параграфов заключительной части «Коммунистов и мира» Сартр набросал контуры смелого решения: почему бы не решать каждую ситуацию, спрашивая, как она выглядит «взглядом изгоев» или глазами «тех, с кем обращаются наиболее нечестно»? Просто нужно выяснить, кто в данной ситуации наиболее угнетаем и ущемлен, а затем принять их версию событий как правильную. Их точку зрения можно считать критерием истины как таковой: способом определения «человека и общества такими, какие они есть на самом деле». Если что-то не является истинным в глазах наименее привилегированных, говорит Сартр, значит, это не истина.

Как идея, эта мысль поразительно проста и свежа. Одним махом она сводит на нет приторное ханжество, которому потакают обеспеченные люди, — все эти удобные утверждения, что бедные «заслуживают» своей участи, или что богатые имеют право на непропорционально большое богатство, или что неравенство и страдания следует принимать как неизбежные составляющие жизни. Для Сартра если бедные и обездоленные не верят таким аргументам, то это неверные аргументы. Это похоже на то, что можно назвать принципом Жене — «отстающий всегда прав». Отныне, подобно Жану Жене, Сартр с радостью отдается в руки отчужденных, угнетенных, обделенных и отверженных. Он пытается перенять взгляд аутсайдера, обращенный против привилегированной касты — даже если в эту касту входит он сам.

Никто не может сказать, что это легко, и не только потому, что (как отмечала де Бовуар во «Втором поле») заимствование чужой точки зрения напрягает психику. Любой, кто пытается это сделать, сталкивается с массой логических и концептуальных проблем. Неизбежно возникают разногласия по поводу того, кому именно в тот или иной момент отдается наименьшее предпочтение. Каждый раз, когда аутсайдер становится аутсайдером, все приходится пересчитывать. Необходим постоянный мониторинг ролей — и кто этим мониторингом будет заниматься?

Как отметил Мерло-Понти в своей работе «Сартр и ультрабольшевизм», Сартр не придерживался своего принципа. Столкнувшись со взглядом изгоев в сталинских лагерях, он долгое время умудрялся не замечать их обвиняющих глаз, приводя причины их игнорировать. Но, возможно, идея «взгляда» никогда не имела последовательного смысла. Как и в этической философии Левинаса или Вейль, в которой требования, предъявляемые к нам взглядом Другого, теоретически бесконечны, идеал не становится менее вдохновляющим только потому, что его невозможно придерживаться.

Идея «взгляда изгоев» Сартра столь же радикальна, как и этика Другого у