Писатели и стукачи - Владимир Алексеевич Колганов

ему кодировать в своих книгах «антиамериканскую информацию». Он сообщал ФБР информацию о себе и о своих друзьях, одновременно выражая недоумение – почему за ним следят?

А в марте 1974 года случилось странное событие – Дик получил письмо из СССР. Эммануэль Каррер в биографической книге «Филип Дик: Я жив, это вы умерли» утверждает, что письмо пришло из Таллина. Вслед за тем Дик получил другое послание, уже из США. В нём содержались ксерокопии рецензий из прокоммунистической газеты «Дэйли Уорлд» на книги некой гражданки СССР, живущей в США и критикующей устройство капиталистического мира. В больную голову Филипа Дика явилась мысль, будто всё это явно неспроста. Имя писательницы осталось неизвестным, но если же предположить, что это была дочь Сталина, Светлана Аллилуева, проживавшая в США после замужества под именем Лана Питерс и написавшая к тому времени две книги воспоминаний, то всё становится на свои места. Дик запаниковал. Он пришёл к выводу, что это провокация, что его обложили со всех сторон и что единственным выходом из этой ситуации может стать работа на опережение. Письма в ФБР следовали одно за другим, а осенью был отправлен и тот донос на Станислав Лема, фрагменты из которого я цитировал.

Но почему объектом для очередного обвинения стал польский коллега американского фантаста? А дело в том, что Лем, которому нравились книги Дика, в одном из писем предложил издать в Польше один из его романов, само собой, на польском языке. Когда же выяснилось, что за гонораром надо отправляться в Польшу, Дик вообразил, что Станислав Лем пытается выманить его из страны, чтобы отдать прямо в лапы КГБ.

О своём отношении к этой выходке своего американского коллеги Станислав Лем рассказал в интервью через много лет после смерти Дика, в 2004 году. На вопрос, не переживал ли он из-за этого доноса, Лем отвечал:

«Я из-за этого совсем не переживал, потому что я знал, что он был немного сумасшедшим и что он писал под сильнейшим воздействием разных наркотических и других препаратов. И он себе представлял, что я не являюсь одной персоной, а каким-то сборищем нескольких людей, которые пишут, то один, то другой. Но я этого не принимал серьезно, потому что я-то знаю, что я писал все сам и никаких органов вокруг меня не существовало».

Тесса Дик, которая была последней, пятой по счёту женой Дика, рассказывала в мемуарах, что Нэнси, четвёртая жена Дика, ушла от него к соседу, который был членом организации «Чёрные пантеры». После этого Дик стал страдать от одиночества, и постепенно его небольшой дом в Сан-Рафаэле приобрёл скандальную славу дома для вечеринок и места для ночлега. Соседи намекали, что им стала интересоваться полиция, которая подозревала, будто он торгует наркотиками. К тому же Дик сошёлся с девятнадцатилетней девицей, вокруг которой крутилось множество её сверстников, покуривающих «травку», так что основания для подозрений были, что усугубило манию преследования.

Несмотря на проблемы с психикой, а может быть, и благодаря им, Филип Дик написал несколько десятков книг, хотя богатства за свою недолгую жизнь так и не сумел приобрести. После смерти Дика в 1982 году по мотивам нескольких его наиболее удачных произведений было снято пятнадцать фильмов, среди которых такие широко известные картины, как «Пророк» и «Вспомнить всё». Не исключено, что необузданная фантазия писателя и проблемы со здоровьем стали результатом употребления наркотиков, на которые и уходила значительная часть его доходов.

Анализируя два последних случая, с Оруэллом и Диком, я прихожу к выводу, что увлечение доносами достаточно популярно в Соединённых Штатах, как бы ни утверждали некоторые историки, будто такое случается лишь в тоталитарных государствах. Увы, во все времена власть не могла существовать без слежки за своими гражданами, а законопослушные жители страны почитали свои долгом поддерживать сложившийся порядок, в частности, с помощью доносов. Отказ от сотрудничества мог привести и к судебному преследованию, угроза которого чревата помутнением рассудка, как произошло с Филипом Диком. А может быть, и не с ним одним. Примером может быть история, не так давно взволновавшая общественность Германии.

Бывает так, что тайное ещё не стало явным, и вроде бы рано делать выводы, поскольку нет достоверных сведений, кроме примитивных слухов. Однако праведный гнев уже обрушивается на голову потенциального виновника. Так случилось и с популярным немецким писателем Мартином Вальзером. Его сатирический роман «Смерть критика» ещё не вышел в свет, но автора уже стали обвинять в антисемитизме. Больная тема, следует признать, однако всё это напомнило те бесславные времена, когда со всех трибун и со страниц газет звучало: «не читал, но осуждаю!»

Скандал начался с того, что в мае 2002 года влиятельная немецкая газета "Франкфуртер Альгемайне" опубликовала открытое письмо заведующего литературным отделом Франка Ширрмахера, в котором тот изложил причины отказа газеты опубликовать на своих страницах рукопись нового романа Вальзера. До этого случая Вальзер был частым гостем на страницах этого издания, газета регулярно публиковала отрывки из его произведений. Франк Ширрмахер так объяснил решение редакции:

«Дорогой Мартин Вальзер, с Вашим новым романом обращаются как с важной государственной тайной. Содержание его было известно лишь узкому кругу посвященных. Но теперь познакомился с ним и я. И не благодаря пронырливым агентам, которые извлекли бы его из сейфов издательства "Зуркамп". Всё гораздо проще: Вы сами передали нам гранки нового романа, желая, чтобы Ваш новый роман "Смерть критика" прежде, чем выйти отдельной книгой, печатался в нашей газете. Вы говорите, что увидеть роман напечатанным у нас важно для Вас. Вынужден сообщить Вам, что Ваш роман не появится в нашей газете… Ваш роман – это экзекуция. Сведение счетов – не будем играть в прятки! – с Марселем Райхом-Раницким. Речь в нём идет об убийстве самого влиятельного критика».

Всё дело в том, что главным героем этого романа стал литературный критик еврейского происхождения. Ширрмахер узнал в этом персонаже Марселя Райх-Раницкий, известного своими безжалостными оценками творчества многих авторов. Особенность ситуации в том, что престарелый критик во времена фашистской оккупации оказался в варшавском гетто и чудом избежал смерти. Учитывая это обстоятельство, Ширрмахер делает следующий вывод:

«Вашу же книгу я считаю документом ненависти. И я не знаю, что мне более чуждо – пробивная сила, с которой Вы ведёте тему, или попытка закамуфлировать так называемое нарушение табу под комедию… Ваша книга – не что иное, как совершаемое в воображении убийство. Это подозрение неоспоримо именно потому, что убийства в романе так и не происходит».

Итак, писателя готовы осудить, по сути, за его «воображение». Убийства