Карусели над городом - Юрий Геннадьевич Томин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кулеминские родители такую жизнь не вполне понимали, но вполне одобряли. Конечно, они бурчали в подушки кое-что насчет «нашего времени» и своей молодости. Но в глубине души считали, что если дети живут лучше их, то они правы. А если кому не повезло или его судьба сноровкой обидела, то пускай поступает в институт.
Отдувались за всех, как всегда на Руси, — женщины. В данном случае — выпускницы кулеминской средней школы. Они оставались в Кулеминске продавщицами или отправлялись в Город учиться на инженера.
Вот такие мысли вызвал у Алексея Палыча спящий Борис. И тут же Алексей Палыч поклялся, что, если им удастся вылезти из этой истории, он посвятит всю свою жизнь тому, чтобы из Бориса получился ученый.
Стараясь не хрустеть коленками, Алексей Палыч направился к берегу.
Вчера они остановились на берегу озера — не слишком широкого, но конца его не было видно ни справа, ни слева. Сегодня предстояла переправа. Обходить озеро никто, конечно, и не подумает: это противоречит девизу. Хорошо хоть, что встретилось озеро, а не море…
Над озером стелился туман. Где-то в тумане плавало только что взошедшее солнце — в той стороне было светлее. Над зеркальной поверхностью воды туман струился, расслаивался — день опять намечался жаркий.
Алексей Палыч снял пиджак, рубашку и майку, засучил брюки и вошел в прозрачную воду. Облачка ила вспыхнули и начали медленно оседать у его ног. Тут же неизвестно откуда взявшиеся мальки атаковали его ступни. Они тыкались между пальцами, щекотали. При малейшем движении стайка согласованно отскакивала в сторону, но сразу возвращалась.
Похлопывая себя по тощей груди, Алексей Палыч набирался решимости. Он плеснул водой в лицо и провел мокрыми ладонями по плечам. Что-то давно забытое, какое-то давнее и доброе воспоминание пришло к нему. Он решительно зачерпнул воды ладонями и храбро плеснул на шею, на грудь и на спину. Мелькнула даже шальная мысль — искупаться. Но в мокрых трусах ходить ему не хотелось.
Умывая лицо, Алексей Палыч ощутил отросшую за двое суток щетину на подбородке. Его давно интересовал вопрос: почему борода, над которой ежедневно измываются при помощи бритвы, растет как ни в чем не бывало, а прикрытие головы неуклонно редеет? Сам он решить эту задачу не мог, а мнение науки на этот счет еще не дошло до Кулеминска. Во всяком случае, вид у него сейчас должен быть не вполне приличный и с каждым днем будет ухудшаться.
Слева что-то тихо шлепнулось в воду. За мыском прибрежного тростника Алексей Палыч увидел полголовы и конец удилища. Надеясь расспросить обитателя здешних мест, он направился в ту сторону.
Шел он осторожно, почти на цыпочках: знал, что рыбаки шума не любят.
Рыбак сидел у самой воды, на гнилом чурбаке. Поплавок, впаянный в озеро, застыл у кромки тростника.
— Доброе утро, — сказал Алексей Палыч.
Рыбак обернулся. Это был Гена.
— Тише, — прошептал Гена.
— Клюет? — тоже шепотом спросил Алексей Палыч.
— Нет.
— Тогда почему — тише?
— Скоро клюнет.
— Почему ты так думаешь?
Гена молча ткнул рукой в сторону озера. На поверхности воды, минуту еще назад совсем гладкой, расходились круги.
— Играет, — сообщил Гена.
— Да-да, — подтвердил Алексей Палыч.
Рыбалкой Алексей Палыч не увлекался, но теоретически кое-что знал. Каждый второй в Кулеминске был рыбаком. Все они жаловались, что рыба теперь пошла образованная, зазнавшаяся, презирала обычные приманки и обмануть ее было почти невозможно. Рыбаки изобретали какие-то особые снасти, похищали у жен серебряные ложки и выклянчивали старинные монеты, чтобы изготовить из них серебряные блесны. Червей они подкармливали спитым чаем, поливали валерианкой и конопляным маслом и только что не мариновали. Они готовы были перелопатить тонны земли в поисках каких-либо особо вкусных личинок. Копались они, к возмущению жен, где угодно, только не в своем огороде. Покидали семьи по пятницам и возвращались в воскресенье. Уезжали километров за сто, а то и за двести. Для этого требовался, как минимум, мотоцикл. В общем, рыбалка стоила таких денег, что на них можно было обеспечить семью рыбными консервами — единственный вид рыбы, попадавший в Кулеминск, — на годы вперед.
Гена, кажется, вознамерился поймать что-то бесплатно. Наверное, рыбе это не нравилось. Во всяком случае, она не клевала.
— Туман, что ли, мешает?.. — сказал Гена.
— Возможно, — согласился Алексей Палыч.
— Или ветер не тот…
Но ветра не было. Подобно всем рыбакам, Гена искал причины во внешних влияниях. Однако Алексей Палыч отметил, что Гена поднялся еще раньше его. Значит, сидело в нем то самое шило тихой, но настойчивой страсти. Это качество в людях Алексей Палыч ценил.
— Где же ты взял удочку?
— Удилище срезал, жилка и поплавок с собой были.
В тростнике что-то тяжело шевельнулось. Алексей Палыч внезапно ощутил легкое трепетание.
— Бросай туда!
Гена снисходительно пожал плечами:
— Щука…
— Вот и хорошо! — сказал Алексей Палыч.
— На шитика она не возьмет.
— На кого? — спросил Алексей Палыч.
— На ручейника.
— Это червяк такой?
Гена передернул плечами, что могло бы означать «отстань», в крайнем случае — «отстаньте, пожалуйста». Настоящие рыбаки не любят ни пижонских советов, ни пижонских вопросов. Но у Алексея Палыча был такой заинтересованный вид, по-честному заинтересованный…
Гена показал на небольшую ямку, выкопанную рядом, у самой воды. Там шевелились, медленно ползали в сырости какие-то трубочки. Гена взял одну трубочку, разломил; показалась половинка маленького желтоватого червячка, который быстро съежился и втянул голову в плечи. То есть плечей у него не было, но именно так это все выглядело.
— На дне живут, — пояснил Гена. — Я их руками наловил. На них хорошо клюет. А червей здесь нет.
— Очень интересно, — сказал Алексей Палыч. — Но почему все-таки не клюет?
— Погода…
— Но погода как раз отличная.
— В этом все и дело.
Последнее замечание Гены вызвало у Алексея Палыча цепочку туманных воспоминаний. Знакомые рыбаки, возвратясь без улова, нередко жаловались на погоду: то слишком хорошую, то слишком плохую. В случае переменной погоды жаловались