22 июня 1941: тайны больше нет - Арсен Беникович Мартиросян

черед контрольного выстрела. Проще говоря, остается сказать пару слов непосредственно о подписи В.Н. Меркулова на сопроводительном письме. Да, чисто юридически у автора настоящих строк нет права присваивать себе компетенцию специалиста-графолога, чего, собственно говоря, он и не намерен делать. Однако же никто не может лишить права просто показать образец подлинной подписи В.Н. Меркулова, взятый с подлинного архивного документа из архива ФСБ для сравнения с тем, что изображено на постоянно предъявляемой фотокопии якобы подлинного документа. Но сначала вновь взгляните на подпись В.Н. Меркулова на постоянно предъявляемой фотокопии якобы подлинного документа. Взглянули?!

А теперь взгляните на образец действительно подлинной подписи Всеволода Николаевича Меркулова, взятой действительно с подлинного документа — приказа НКГБ СССР в связи с началом войны (ПЛ ФСБ. Ф. 12 ос. Оп. 3. Д. 4. Л. 241–242, 252–254).

Выписка из приказа Наркома госбезопасности СССР. 1В41 гад. Нвчало войны

Надо очень сильно умудриться, чтобы не заметить резко бросающейся в глаза разницы между тем, что состряпали фальсификаторы, и образцом подлинной подписи Меркулова. Тем более что по идее-то между этими двумя представленными выше образцами подписи Всеволода Николаевича Меркулова временной промежуток всего-то пять дней, если мысленно перенестись в июнь 1941 г.! Но разве за пять дней почерк и годами отшлифованный формат подписи руководящего работника может столь радикально измениться?!

Вот то-то и оно, что фальсификаторы и тут полностью прокололись! Забыли они простую, но очень мудрую народную пословицу: сколько веревочке не виться, а конец-то всегда настанет. Вот он и настал — в том числе и в результате контрольного выстрела!..

Так что не материл Сталин донесение разведки! У него вообще не было привычки материться, тем более письменно. Напротив, всю информацию разведки он внимательно изучал, в связи с чем приведу пример, ярко и убедительно подтверждающий это. В очень интересной книге «Сталин о войне. Застольные речи. 1933–1945 гг.» ее автор В. Невежин, цитируя ту часть мемуаров советского дипломата Н.В. Новикова, в которой описывается момент застольной беседы между Сталиным и членами югославской делегации после подписания 6 апреля 1941 г. советско-югославского договора о дружбе и ненападении, приводит фактически уникальный пример:

— А если они нападут на нас, — пылко воскликнул полковник Савич (член югославской делегации Драгутин Савич. — А.М.) — мы будем сражаться до последнего человека. И вам, русским, тоже придется воевать, желаете вы этого или нет. Гитлер сам никогда не остановится. Его надо остановить.

— Да, вы правы, — после короткой паузы ответил ему Сталин. — Гитлер сам не остановится. У него далеко идущие планы. Могу вам сказать, что нас немцы тоже запугивают, только мы их не боимся.

— А известно ли вам, господин Сталин, — спросил Гаврилович (посланник Королевства Югославии в СССР), — о слухах, будто Германия собирается напасть в мае на Советский Союз?

— Пусть попробует, — ответил Сталин. — Нервы у нас крепкие. Мы не хотим войны. Поэтому и заключили с Гитлером пакт о ненападении. Но как он его выполняет? Знаете ли, какие силы немцы придвинули к нашим границам?

За этим риторическим вопросом последовал обстоятельный обзор — иначе это трудно назвать — обзор германских вооруженных сил, сосредоточенных вблизи от западных границ СССР. Закончив свою речь, Сталин в ответ на вопросы Гавриловича и Савича заговорил о штатах и боевой мощи пехотных и танковых дивизий, о новых типах танков и самолетов, о прочности танковой брони и дальности полета бомбардировщиков и т. д?[305].

Дать столь обстоятельный обзор германских вооруженных сил, сосредоточенных вблизи от западных границ СССР, Сталин мог только в одном случае — в случае постоянного тщательного и глубокого изучения всей информации разведки. Так что вывод дипломата Н.В. Новикова был абсолютно точен.

И в заключение несколько фактов о подлинной реакции Сталина на тревожную информацию разведки.

1. 18 июня 1941 г. в режиме реального времени в течение одного светового дня была осуществлена воздушная разведка по всей линии границы в полосе компетенции Западного особого военного округа. Цель — еще раз проверить достоверность ранее поступившей информации о завершении процесса стратегического сосредоточения и развертывания германских войск у советской границы, и начале их выдвижения на исходные для нападения позиции и возможности удара в любой момент. В результате в режиме реального времени в течение одного светового дня визуальным образом была собрана интегральная разведывательная информация, наглядно подтвердившая и факт завершения процесса стратегического сосредоточения и развертывания группировок вермахта, и факт выдвижения ударных группировок вермахта на исходные для нападения позиции. В описании непосредственно осуществившего воздушную разведку Героя Советского Союза генерал-майора авиации (с 4 июня 1940 г.) Георгия Нефедовича Захарова, командовавшего перед войной 43-й истребительной авиадивизией Западного особого военного округа, это было так: «…Где-то в середине последней предвоенной недели — это было либо семнадцатого, либо восемнадцатого июня сорок первого года — я получил приказ командующего авиацией Западного Особого военного округа пролететь над западной границей. Протяженность маршрута составляла километров четыреста, а лететь предстояло с юга на север — до Белостока. Я вылетел на У-2 вместе со штурманом 43-й истребительной авиадивизии майором Румянцевым. Приграничные районы западнее государственной границы были забиты войсками. В деревнях, на хуторах, в рощах стояли плохо замаскированные, а то и вовсе не замаскированные танки, бронемашины, орудия. По дорогам шныряли мотоциклы, легковые — судя по всему, штабные — автомобили. Где-то в глубине огромной территории зарождалось движение, которое здесь, у самой нашей границы, притормаживалось, упираясь в нее… и готовое вот-вот перехлестнуть через нее. Количество войск, зафиксированное нами на глазок, вприглядку, не оставляло мне никаких иных вариантов для размышлений кроме единственного: близится война. Все, что я видел во время полета, наслаивалось на мой прежний военный опыт[306], и вывод, который я для себя сделал, можно сформулировать в четырех словах: со дня на день.

Мы летали тогда немногим более трех часов. Я часто сажал самолет на любой подходящей площадке, которая могла бы показаться случайной, если бы к самолету тут же не подходил пограничник. Пограничник возникал бесшумно, молча брал под козырек и несколько минут ждал, пока я писал на крыле донесение. Получив донесение, пограничник исчезал, а мы снова поднимались в воздух и, пройдя 30–50 км, снова садились. И я снова писал донесение, а другой пограничник молча ждал и потом, козырнув, бесшумно исчезал. К вечеру таким образом мы долетели до Белостока и приземлились в расположении дивизии Сергея Черных…»[307]

Самое интересное и тем более самое главное заключено в последнем абзаце. Потому что там показан механизм использования получаемой