Философия освобождения - Филипп Майнлендер

друг с другом, а затем соединяются в самосознании. И вот мы имеем интимную связь всех явлений, имеем знание и опыт, связывая их по общим и необходимым законам, целое сопоставленных и связанных идей; одним словом, природа противостоит единству самосознания, которое есть сквозная работа нашего понимания.

Прежде чем мы продолжим, я хотел бы отметить, что, согласно тому, о чем только что шла речь, наряду с синтезом воображения возник еще один синтез – синтез интеллекта. Кант называет это интеллектуальным синтезом,

Которая, ввиду многообразия вида, мыслится в простой категории, и называется synthesis intellectualis..

Синтез воображения – это как образное отличие от интеллектуального синтеза без всякой образной силы только интеллекта.

(Kk. 142.)

Я также приведу одно из многочисленных определений категорий, которое, в том месте, где мы сейчас находимся, является очень понятным, а именно:

Чистый синтез, представленный в общем виде, дает чистую концепцию понимания. (Kk. 109.)

А теперь мы вкратце рассмотрим применение категорий к внешности. Здесь мы должны сначала разобраться со схематизмом чистых понятий понимания. Шопенгауэр называет трактат о нем: «причудливый и знаменитый как в высшей степени непонятный, потому что ни один человек никогда не был в состоянии разобраться в нем», и допускает самые разнообразные толкования. Кант говорит:

Чистые понятия интеллекта, по сравнению с эмпирическими (более того, чувственными) представлениями, совершенно не похожи и не могут встречаться ни в одном представлении.

(Kk. 157.)

Теперь, поскольку при всех подстановках объекта под понятие, понятие первого должно быть тем же самым, что и второе, оно должно быть

Есть еще третья вещь, которая, с одной стороны, похожа на категорию, а с другой – на вид, и которая делает возможным применение первой ко второй.

(Kk. 158.)

Кант называет это посредствующее третье трансцендентальной схемой и находит искомое во времени, так что каждая схема понятия понимания есть априорное определение времени в соответствии с правилами.

Трансцендентальное определение времени подобно категории в той мере, в какой оно является общим и основывается на априорном правиле. С другой стороны, оно похоже на появление в той мере, в какой время содержится в каждом эмпирическом представлении о многообразии.

(Kk. 158.)

Теперь схемы переходят, в соответствии с порядком категорий, к временному ряду, временному содержанию, временному порядку и, наконец, к понятию времени.

Я не могу найти в «причудливом» основном разделе ничего другого, кроме того, что синтез многообразия наблюдения был бы невозможен без последовательности, т.е. без времени, что, несколько измененное, имеет свою полную правильность, как я покажу. Но какой великий мрак

и неизвестность должен был наложить Кант на это простое отношение, ведь его категории – это понятия, которые предшествуют всякому опыту. Эмпирическое понятие естественно имеет сходство с объектами, которые оно представляет, поскольку оно является лишь их отражением, но априорное понятие естественно совершенно не похоже на эмпирические представления, и при этом устанавливается связующее звено, которое, естественно, не может удовлетворить никого.

Допустим, однако, вместе с Кантом, что она удовлетворяет, и перейдем к применению категорий.

Правила объективного использования категорий – это принципы чистого понимания, которые делятся на:

– аксиомы восприятия,

– предвосхищение восприятия,

– аналогии опыта,

– постулаты эмпирического мышления.

Кант делит принципы на математические и динамические и относит к первым те, что перечислены под номерами 1 и 2, ко вторым – под номерами 3 и 4, предварительно проведя аналогичный срез по категориям. Его ход мыслей здесь просто поразителен:

Всякая связь (conjunctio) есть либо композиция (compositio), либо связь (nexus). Первое – это синтез многообразий, которые не обязательно принадлежат друг другу, а второе – синтез

подобного во всем, что можно рассмотреть математически Вторая связь есть синтез

многообразия, постольку, поскольку они обязательно принадлежат друг другу, как, например, accidens к некоторой субстанции, или следствие к причине, – следовательно, они также

представляются неравноценно, но априорно связанными, каковую связь, поскольку она произвольна, я называю динамической, поскольку она касается связи существования многообразия.

(Kk. 174.)

Но априорные условия впечатлений абсолютно необходимы в связи с возможным опытом; условия существования объектов возможного эмпирического наблюдения сами по себе являются лишь случайными. Поэтому принципы математического употребления будут абсолютно необходимыми, т.е. аподиктическими, а принципы динамического употребления также будут иметь характер априорной необходимости, но только при условии эмпирического мышления в опыте, а потому лишь косвенно и опосредованно, и, следовательно, не будут содержать того прямого доказательства (хотя на их определенность, которая вообще связана с опытом, это не влияет), которое им свойственно.

(Kk. 173.)

Теперь принцип аксиомы наблюдения таков:

Все виды представляют собой обширные объемы.

Здесь мы снова сталкиваемся с частичными концепциями, с которых мы начали в начале моего анализа трансцендентальной аналитики. Речь идет о составе сходных частичных представлений и сознании синтетического единства этого сходства (многообразия).

Теперь сознание многообразия одного и того же вида в восприятии вообще, в той мере, в какой оно впервые делает возможным представление об объекте, является понятием количества (quanti).

(Kk. 175.)

Принцип предвосхищения восприятия таков:

Во всех видимостях реальное, которое является объектом ощущений, имеет интенсивную величину, то есть степень.

Как мы уже видели в трансцендентальной эстетике, Кант проводит строжайшее различие между впечатлениями и простыми ощущениями. Последние являются ограничениями чистых восприятий (пространства и времени), которые находятся в нас до всякого опыта, так что, никогда не видя объекта, мы можем априори с полной уверенностью утверждать, что он имеет форму и обязательно находится в отношениях со временем. С другой стороны, простые ощущения, такие как цвет, температура, запах и т.д., не имеют аналогичного трансцендентального основания; ибо Я не могу определить эффективность предмета до того, как он будет испытан. Более того, как ежедневно учит опыт, один называет теплым то, что другой называет холодным. Des goûts et des couleurs il ne faut jamais disputer. (О вкусах и цветах не спорят.)

Таким образом, все эти простые ощущения бродят бездомными в трансцендентальной эстетике, как ублюдки, зачатые на нечистом брачном ложе чувственности, потому что Кант не смог найти ни одной формы нашей чувственности, которая взяла бы их под защиту, как бесконечное пространство берет под себя все мыслимые пространства, бесконечное время – все мыслимые времена.

Но эти ощущения, какими бы разнообразными они ни были у разных субъектов, неразрывно связаны с явлениями, и их нельзя отрицать. Они – главное, поскольку действенность, которая их производит, заполняет лишь часть пространства и времени как таковых; ведь ясно, что объект не простирается дальше, чем он действует. В трансцендентальной эстетике Канту все еще разрешалось иметь дело с простыми ощущениями, но уже не в трансцендентальной аналитике, где речь шла о последовательной связи явлений с учетом всех их особенностей, чтобы затем подвести их под различные чистые понятия понимания, согласно правилам. Кант объединяет их под категориями качества и называет правило, согласно которому это происходит, предвосхищением восприятия.

Теперь можно подумать, что то, что может быть воспринято только эмпирически, по крайней мере, может быть предвосхищено (распознано и определено априори), и что только аксиомы восприятия могут по праву называться предвосхищениями восприятия. Или, говоря словами Канта:

Поскольку в явлениях есть нечто, что никогда не известно априори и что, следовательно, также составляет фактическое различие между эмпирическим и априорным знанием, а именно ощущение (как материя восприятия), из этого следует, что это то, что невозможно предвидеть. С другой стороны, мы могли бы назвать чистые определения в пространстве и времени, как по форме, так и по размеру, предвосхищением явлений, поскольку они представляют, априори все, что может быть дано апостериори в опыте..

Но Кант не растерялся. Поскольку он не может устранить затруднение с помощью рассуждений, он пропускает его и говорит следующее:

Понимание, посредством одних только ощущений, заполняет только один момент (если не принимать во внимание последовательность многих ощущений). Как нечто внешнее, постижение которого