Снимая маску. Автобиография короля мюзиклов Эндрю Ллойд Уэббера  - Эндрю Ллойд Уэббер

Кэмерон был обеспокоен, что Тревор, несмотря на свое согласие, постепенно ретировался в свой бункер в RSC. В письме Тревору, которое он перенаправил и мне, Кэмерон пишет:

Помимо этого, Кэмерона волновало, как многое зависело от магии репетиционного процесса. Для нас обоих были в новинку различия между коммерческим и субсидируемым театром. У последнего существует выстроенная инфраструктура с шикарными репетиционными залами, которые воспринимаются как должное. Когда нет необходимости искать инвестиции, можно увлекаться долгими импровизациями и репетиционным процессом. Но в коммерческом театре это возможно только при наличии убийственно глубоких карманов. В то время, да и достаточно часто сейчас, репетиционными базами были церковные залы или общественные центры, где, если посчастливится, будет больше одного туалета, не говоря о такой роскоши, как столовая. Неизменно вы делите зал с местным молодежным спортивным клубом, который приходит по вечерам, тем самым ограничивая ваши возможности для экспериментов. Также мы с Кэмероном не понимали, что у Тревора было свое видение постановки, над которым он работал. Вот почему нам казалось сложным привлечь его внимание. Разумеется, в будущем это будет уравновешено его заверениями в преданности проекту. Но той осенью мы с Кэмероном еще этого не знали.

СРЕДИ ИНВЕСТОРОВ театральных сезонов редко встречаются «ангелы», которые готовы поддерживать постановку, следуя интуиции или ради приглашения на премьеру, большинство желают ознакомиться со сценарием и музыкой. У нас с Кэмероном было всего несколько песен, которые мы могли продемонстрировать. Брайан Бролли все больше беспокоился о том, что у нас не было надлежащего бюджета или учета текущих расходов. У нас не было ничего определенного, пожалуй, за исключением работы Джона Непера.

Джон совершил прорыв, работая над внешностью наших кошек. Как это часто бывало с Джоном, его вдохновляла городская среда. Каждая танцовщица носила пушистые шерстяные гетры, и у большинства актеров были объемные парики, напоминавшие эксцентричные панковские прически. Добавьте к этому кошачье обтягивающее трико, и готово. Гетры визуально ломают линии человеческого тела и напоминают что-то пушистое, а парики скрывают человеческие волосы. Тревор, ссылаясь на поэму Элиота «Бесплодная земля», предложил превратить сцену в гигантскую свалку, а всевозможные обломки мусора, выброшенного людьми, сделать реквизитом. Джон предположил, что их размер должен быть в три раза больше человеческого роста. К октябрю дизайн шоу был единственной вещью, согласованной всеми, он, по крайней мере, был на правильном пути.

Становилось ясно, что Тревор прав, и нам нужна последовательная история. В итоге, мы согласовали очень простую структуру. Один раз в год все избранные кошки проводят бал, на котором их предводитель старый кот Дьютерономи выбирает кота, который достоин начать новую жизнь в ионосфере. Таким образом, в отличие от идеи Элиота, только один кот, а не все племя совершит путешествие. Джон Непер переделал большой воздушный шар Элиота в гигантскую автомобильную шину, которая поднималась на небеса, что отдаленно напоминало фильм «Близкие контакты». Проблемой было то, что у нас все еще не было театральной сцены, на которой Джон мог бы воплотить свои замыслы.

У Джона и Тревора было страстное желание расположить зрителей ближе к сцене, практически сделать их участниками действия. Предполагалось частично вписать происходящее на сцене в воображаемый круг, на счет чего у Джилли были вполне обоснованные опасения. Обычно, действие танцевальных постановок происходит за авансценой, что как бы создает эффект картинной рамы. Но Тревор настойчиво предлагал выйти за пределы сцены, надстроив пространство над оркестровой ямой. Это обстоятельство значительно сужало список театров, в которых мы могли бы играть. Почти во всех театрах есть условная линия видимости, которая не позволила бы вынести сцену вперед, что убедило Тревора в необходимости поиска нестандартной площадки, где мы могли бы создать особенное пространство.

Мы с Камероном прочесали весь Лондон в поисках помещения, состоящего, по словам Джона Непера из «четырех стен, крыши и зрительских мест с возможностью перепланировки», но таких зданий не существовало. Концертный зал «Раундхаус» в Камден-тауне подходил под описание, но там не шли длительные постановки. У нас родилась одна идея. Национальный театр построил на базе старого театра «Лицеум» временную театральную арену для постановки мистических средневековых пьес. Во время Второй мировой войны сцена и зрительный зал были выровнены, и здание театра превратилось в огромную танцевальную площадку. Огромная сцена и полуразрушенное здание как нельзя лучше подходили для наших декораций в виде мусорной свалки. «Лицеум» принадлежал Большому Лондонскому совету, который купил театр в 1938 году, с целью в дальнейшем разрушить его для расширения дорожной сети. Но война помешала этому позорному плану. Мы предложили взять здание театра в лизинг, но Совет хотел бы избавиться от него навсегда. Кроме того, здание было настолько разрушено, что считалось небезопасным для долгосрочного использования. По иронии судьбы, через два десятилетия театр будет восстановлен и возобновит работу с премьерой моего шоу «Иисус Христос – Суперзвезда». Но вернемся в тот ноябрь, «Популярная наука о кошках» по-прежнему оставалась без жилья. Спасение пришло самым причудливым образом.

ДЛЯ НАС С ДЖИЛЛИ НОЯБРЬ прошел как в тумане. В поисках редких для Британии 1980-х талантливых танцоров, способных петь и играть, мы исколесили с прослушиваниями всю страну. Так, я впервые встретился с Сарой Брайтман. Для меня было неожиданностью, что она хотела поучаствовать в прослушивании, ведь она уже была популярной певицей с таким хитом как «Starship Trooper». Мы организовали частную встречу в моей лондонской квартире. Она приехала в синем парике, может быть, поэтому, я неудачно решил сыграть для нее «Do not Rain on My Parade». Как я и думал, у нее был довольно приятный голос, но не более того.

Через пару дней мне предстояла поездка в Глазго и Ньюкасл, в ходе которой у меня, на удивление, выдалось свободное время, и я планировал насладиться архитектурой. Я не мог понять, почему Бидди, моя жизнерадостная ассистентка, между двумя запланированными кастингами на севере настойчиво планировала прослушивание в Лондоне. Независимо от того, сколько раз я называл ее прирожденной тупицей. Кэмерон и Сара тоже настаивали на необходимости лондонских прослушиваний.

И вот посреди ночи я случайно обнаружил причину этого безумия. Моя бедная жена была так сильно обеспокоена моим убийственно глупым мюзиклом, что даже во сне говорила о нем. Однажды ночью я проснулся от ее бурчания про большой секрет, который «Эндрю не должен узнать». Естественно, я воспользовался ее полусознательным состоянием и в лучших психотерапевтических традициях стал расспрашивать, о чем речь. И среди бессвязной болтовни о родственниках она пробормотала слова «This Is Your Life».