Зеркало времени - Николай Петрович Пащенко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Отец Николай продолжал эту мысль:
— А с язычниками, они считают, хотя и не все настаивают прямо, надо бороться. Всеми средствами. Я ведь тоже изучил Коран.
Поэтому, думается, прямой или подразумеваемый вывод их всё-таки торопливый, хоть и древний. Согласитесь, господин Борис, не все древние выводы выдерживают проверку временем — возраст ещё не гарантия и не критерий истинности. Возраст они используют в качестве инструмента для достижения другой цели. Возраст всего лишь создаёт у их оппонентов впечатление основательности, незыблемости устоев. От обнаруживаемого возраста явления у наблюдателя складывается иллюзия очевидности.
Думается, главное различие между исламом и христианством в том, что ислам требует справедливости здесь, на земле, и для её достижения разрешает судить и определять, кто язычник, а кто правоверный. А христианство основывается на требовании высокой Божественной любви ко всем. И ещё: разве не сказано, что не судите и несудимы будете? Христианам нет необходимости вершить свой суд, правом судить обладает только Бог.
Я внимал очередным поучениям оппонента ислама.
— Пока никому из оппонентов христианства не удалось убедить меня, — терпеливо разъяснял мне отец Николай, — что на Бога следует и правильно будет смотреть, как на человека, уподобляя Его человеку и понимая так, что отец и сын — они разные. У людей — да, разные. Но я считаю, что, по меньшей мере, некорректно даже оценивать трансцендентные, духовные категории с человеческой материалистической точки зрения.
Почему бы им не увидеть и не понять простого: Сын — одно из бесчисленных проявлений, или ипостасей Отца, для смертных непостижимого во всей Его полноте. И Отец и Сын, как проявление Своего Отца, есть Дух Святый, незримый, не проявленный для нашего зрения. А вот когда Отцу потребовалось материализовать Свое проявление в нашем видимом вещественном мире в облике Сына, то Сын явился и получил Имя в человеческом мире — Господь Иисус Христос. Как же можно теперь проявление Отца и Его ипостась считать только пророком, то есть относиться к нему, как к избранному из числа смертных, а не Самим Господом? Разве личностное проявление непостижимого нам Бога — не Бог?
— Как вы лично относитесь к Библии и Корану, святой отец? — спросил я.
Отец Николай подчеркнул, что ни в малейшей мере не осуждает ни одну из религий, ни одну из конфессий, к которым сам не относится, и не проповедует обнаруживающихся различий. Он сделал исключение из собственного правила вообще не рассуждать о других религиях только потому, что на его долю выпало обучать меня. И уж здесь-то молчать невозможно:
— Но разве я призываю вас, Густов-сан, осуждать хоть что-то в любых конфессиональных традициях? Напротив. Читая и Библию, и Коран с благоговением уже хотя бы за то, что по ним жили миллиарды людей до нас, принимайте их, господин Густов, и сердцем, и во внимание.
Но авторитетны ли эти не увиденные нами миллиарды для нас, живущих сегодня? Какими были они — те люди, образованными или неграмотными? Но всё ли правильно запомнили и записали и всё ли нужное честно и добросовестно складывали в знаменитый сундук ещё при жизни Пророка Мухаммеда его современники? Кто за них может поручиться, кто считает себя достойным для этого ручательства перед другими? Упоминается некий хранитель первых записей Корана, уличённый преданными Пророку в недобросовестности, не все Откровения записавший и сберёгший. Он вполне мог намеренно исказить Откровения. Об этом говорят самые авторитетные исламские теософы. Кроме того, вправе ли был Пророк истолковывать ипостаси Единого? Ведь он и сам считал, что его миссия была вовсе не в истолковании Всевышнего, а только в передаче истины от Всевышнего нам. Неужели сегодняшние толкователи Пророка мудрее, чем сам Пророк Мухаммед?
— Шейх Низамитдин то же самое говорил мне о христианских Евангелиях, отец Николай. Евангелия тоже писаны людьми, причем, канонизированы избирательно, и нам даются только четыре из большего числа, чуть ли не десятка, если не дюжины, написанных.
Отец Николай хотел что-то сказать, но не стал меня прерывать.
— В Новый завет, — продолжал я, — входят Евангелия от Иоанна, от Матфея, от Луки и от Марка. Но ведь было двенадцать апостолов. В земле Египта найдено пятое Евангелие, от Фомы. Поднимается вопрос, что надо канонизировать и его. Вообще, не писал о Христе, вероятно, не успел, только Иуда Искариотский, как некоторые считают, тринадцатый апостол, преимущественно занятый мыслями о возвышении своего народа над остальными, в этом духе действовавший против Христа и понёсший наказание.
— Известны почти две сотни текстов, претендующих быть Евангелиями, — заметил отец Николай. — Не признанных церковью, то есть апокрифов. А канонизированы да, четыре.
— Спасибо, буду знать.
Мне не хотелось огорчать ни одного из обучающих меня священнослужителей. Меньше всего хотелось бы мне уподобиться первокурснику, с лёгкостью ниспровергающему маститых академиков. Но у меня побочно стало складываться устойчивое впечатление, что священнослужители, как и некоторые учёные, и не хотят, и не способны услышать друг друга. Никто, мне кажется, не способен им помочь преодолеть разногласия. Каждый из умудрённых теософов выискивает противоречия, которые, по его мнению, содержатся в другой религии, и в этом видит долг и правоту своего личного служения Богу и своего служения церкви, или религии, к которой принадлежит. И служения своей Церкви Богу.
Опять только анализ, пусть умнейший… «А где же синтез?» — поначалу думал я. Да, вряд ли это сейчас возможно. Сегодня везде найдутся жгучие спорщики, убеждённые, что только исповедуемая ими вера истинно верная, исключительно их точка зрения, единственно их философия соответствуют тому, что предписано Богом; это спорщики, своими дрязгами оставившие лазейку дьяволу, который этим воспользовался и угнездился внутри них.
Следовательно, размышлял, обучаясь, я, проблема не в качестве и не в содержании религии, вообще не в существе религии, но в чисто человеческих качествах, а также в ограниченности способности человека на нынешней стадии его развития воспринимать мир во истине и полноте. Средний человек в том виде, каков он сегодня есть, пока не готов к восприятию нового знания. И без собственных усилий ещё долго готов не будет. Для восприятия нового знания о мире должен внутренне,