Битва за Клин - Василий Карасев

Первые указания по организации отхода дивизия получила уже в середине дня. Согласно полученной в 14.10 радиограмме LVI-го армейского корпуса предстоял отход на линию Дубровки – Синьково. В связи с этим все телефонные кабели, идущие в тыл, должны быть демонтированы. Штаб дивизии немедленно разослал соответствующие указания своим частям[679].

В 16.00 прибыл уже телефонный приказ корпуса об отходе в ночь с 6 на 7 декабря. Этим же приказом 53‐му пехотному полку дивизии ставилась задача по защите фланга корпуса. Так соединение включилось в оборону Клина. Уже после полуночи в 00.48 был издан приказ корпуса об отводе в Клин тыловых частей. К 1.00, незаметно снявшись с позиций на канале, на линию Дубровки Синьково отошел 11‐й пехотный полк дивизии. Следующий скачок назад намечалось провести в ночь с 7 но 8 ноября. Это означало, что Рогачево надо было удерживать, по крайней мере, еще сутки[680].

Довольно быстро оценив опасность, командование LVI-го армейского корпуса начало поиск резервов для поддержки атакованных частей и уже к полудню подкрепления начали поступать. В 11.00 в штаб 36‐й моторизованной дивизии позвонил начальник штаба корпуса и информировал о прибытии на помощь 900‐й учебной бригады. Ее передовые подразделения нужно было встретить в Спас-Заулке и поставить задачу. В 11.40 поступил приказ о переходе бригады под командование дивизии для урегулирования положения в районе Заболотье. Кроме того, рота охраны корпуса была направлена к мосту на Сестре южнее Слободы, куда предполагалось также выдвинуть 2‐й батальон 113‐го полка 1‐й танковой дивизии. На этот же участок был направлен и повернутый от Рогачева батальон 118‐го полка. Эти силы поступали под начало командира стрелковой бригады 7‐й танковой дивизии полковника Шлемера. К этому же времени относится сообщение о планах командования отвести группировку войск с линии канала Москва – Волга на меридиан Сенежского озера[681].

К концу дня немецкая оборона была перестроена. На правом фланге 36‐й моторизованной дивизии располагалась группа Шлемера, которому был подчинен весь 118‐й пехотный полк и 2‐й дивизион 36‐го артиллерийского полка. В центре оборонялась группа Краузе (командир 900‐й учебной бригады) в составе 1‐го батальона бригады, 3‐го батальона 87‐го пехотного полка, 4‐й роты 36‐го передового батальона и батареи гаубиц учебной бригады. На левом фланге располагались остальные силы 87‐го пехотного полка и передового батальона, поддержанные 1‐м дивизионом 36‐го артполка[682].

Если вспомнить о начале немецкого наступления в середине ноября, то можно усмотреть определенную аналогию в событиях, которые отделены друг от друга тремя неделями. И советские позиции на Ламе в ноябре, и немецкие севернее Сестры в декабре обороняли соединения, растянутые на широком фронте. И там, и там цепь слабо занятых опорных пунктов была прорвана в первый же день.

6 декабря части 30‐й армии достигли несомненного успеха на центральном участке фронта и потерпели неудачу на вспомогательных направлениях. К сожалению, даже там, где наши войска добились вклинения в немецкие позиции, задача дня не была выполнена. До намеченных рубежей было пройдено не более трети пути. Но не стоит и приуменьшать значения этих событий. Центральной группировке армии все же удалось преодолеть большую часть массива наиболее густо расположенных немецких опорных пунктов. В тех условиях, и при тогдашнем состоянии наших войск это было значительным достижением. Вспомним, что в середине ноября наша 58‐я танковая дивизия сумела добиться соизмеримого успеха только на второй день операции.

Произошедшее в декабре сулило большие неприятности для противника, который быстро понял недостаточность своих средств. И здесь можно указать еще на одну аналогию. Оказавшись пред фактом прорыва фронта, командование в обоих случаях вспомнило о своих танковых войсках, которые были втянуты в бои на сравнительно далеком участке фронта.

Уже в ночь накануне описываемых событий далеко не юге разведчики 126‐й стрелковой дивизии, наблюдавшие за противником, только что захватившим деревню Кузяево (последний опорный пункт перед Дмитровским шоссе), обнаружили, что часть вражеских сил стала покидать населенный пункт. И выступили немцы не на восток, а на запад. Так начался вывод из боя 1‐й танковой дивизии врага. Эти первые движения были связаны с необходимостью парировать угрозы, возникшие в результате наступления 1‐й ударной армии, и дивизия поначалу отводилась поближе к тому месту, где угрожал прорыв, в район Федоровки. Но к вечеру 6 декабря прорыв состоялся на Клинском направлении, и то, что танковая дивизия уже была выдернута из боевых порядков, и никак не связана боем, оказалось весьма кстати.

Записи в ЖБД 1‐й танковой дивизии за 7 декабря начинаются с описания положения под Клином.

«Вражеское давление на части LVI-го ак, прежде всего в очень широкой полосе фронта 36‐й пд (мот), становилось все сильнее и сильнее. Местами русским удались небольшие местные вклинения, которые были устранены. Но, по‐видимому, русские установили слабость обороны на этой линии и атаковали в течение 5 и 6.12 очень большими силами.

В 10.30 1‐я тд подчиняется для урегулирования этого положения LVI-му ак. Находящемуся в пути к 6‐й тд Ia, приказ передан по радио. Ia отправился сразу к LVI‐му ак западнее Воронино для ориентации в положении. Этим окончательно завершилась операция в направлении Москвы»[683].

Прошло чуть больше недели с того времени, как соединение генерала Крюгера прокатилось по дорогам, шедшим через Воронино и Рогачево, на юг в сторону Москвы. В окрестностях Рогачевского шоссе она в течение первой недели декабря вела боевые действия против частей группы генерала Захарова, а потом и бригад 20‐й и 1‐й ударной армий. Теперь 1‐й танковой дивизии предстояло проделать обратный путь. И вряд ли немцев радовало, что этот путь оказался знакомым.

Уже в 10.40 был отдан приказ 1‐му и 113‐му стрелковым и 93‐му артиллерийским полкам 1‐й танковой дивизии передислоцироваться через Рогачево в район восточнее Воронино[684]. В 12.00 выступил в поход штаб дивизии во главе с командиром. Немцам необходим был быстрый подвод частей, и по возможности в компактной группировке. Однако это было трудно осуществить. Даже командир дивизии смог прибыть в Спас-Коркодино к новому месту дислокации штаба только к 23.00.