Полководцы Московского царства - Дмитрий Володихин

Вот известие из Польши (лето 1571 года): «…прибыл татарский посол с сообщением о поражении, нанесенном Московиту, чтобы получить дань, и говорил следующее: что они разорили, сожгли и разграбили (территорию) около 60 лиг в длину и 45 в ширину во владениях Московита; что мертвыми пало, может быть, около 60 тысяч (людей) того и другого пола; затем взято около 60 тысяч лучших пленных; что они (татары) дошли до Москвы, сожгли весь город и замок, куда собралось много народу и, должно быть, задохнулись в дыму; что около 120 штук пушек утонули в реке Москве, не могли их увезти; что Московит удалился в Александрову слободу, отстоящую на 18 миль, и остался там у своей казны в весьма безопасном месте, так как там находится большое озеро, окружающее его…»[281]

Для Дмитрия Ивановича прорыв Девлет-Гирея означал и великое горе, и серьезную остановку в карьерном росте.

В огромной армии, выставленной против Девлет-Гирея весной 1571 года, князь Хворостинин числился третьим воеводой Передового полка. Отряд из трехсот бойцов с немцем-опричником Генрихом Штаденом во главе входил в состав этого полка. Штаден, не получив соответствующего приказа, ринулся на татарскую орду, переправившуюся через Оку, и в скоротечном бою положил все три сотни. Хворостинин считал необходимым отступить и уберечь людей от боя, где они были обречены на поражение, но сделать уже ничего не мог.

Бóльшая часть опричного корпуса ушла за Москву, а оттуда к Ростову, даже не вступив в сражение с татарами. В боях за столицу из опричных войск участвовали лишь несчастные Сторожевой и Передовой полки, в последнем и служил Хворостинин. Воеводе повезло уцелеть.

Но царь считал главными виновниками московского разгрома именно опричных воевод Передового и Сторожевого полков, обвиняя их в том, что они не сумели наладить сторожевую и разведывательную службу. Отчасти это было правдой: во главе Передового полка стоял крещеный кабардинский царевич М. Т. Черкасский, поставленный на эту должность больше по знатности рода и родству с самим царем, чем по способностям и боевым заслугам… Его и подвергли казни (то ли, по иной версии, тайно умертвили, подозревая в измене). Помимо него казнили второго воеводу Передового полка — князя В. И. Темкина-Ростовского, а также второго воеводу Сторожевого полка боярина В. П. Яковлева.

Иван IV не усмотрел в действиях Дмитрия Ивановича столь серьезной вины, чтобы и его отправить на тот свет вместе с этими военачальниками. Но совершенно невиновным также, надо полагать, не считал. Поэтому в следующем большом походе, зимой 1571/72 года, Хворостинина поставили на должность с заметным понижением — всего лишь третьим воеводой Сторожевого полка.

Таким образом, большой карьеры в опричнине князь Хворостинин не сделал. Да, он получил думный чин окольничего. Однако его воеводские назначения показывают одно: царь постоянно использует его как искусного и надежного военачальника на ответственных участках, но возвышать в армейской иерархии не спешит. Распространенное мнение о взлете семейства Хворостининых в годы опричнины верно лишь отчасти.

Положение страны было отчаянным. Повторение похода крымцев грозило России гибелью и распадом.

В 1572 году Девлет-Гирей вновь вышел к русским границам с твердым намерением довершить начатое в прошлом году дело. А в распоряжении Ивана IV оставалось не столь уж много сил.

Русское военное командование объединило земскую и опричную рати. «Большим» (то есть главным) государевым воеводой назначили князя Михаила Воротынского в чине первого воеводы Большого полка. В Передовом полку вторым воеводой шел князь Дмитрий Хворостинин. На него пришлась главная тяжесть битвы, состоявшейся у деревни Молоди.

Тогда и пришел звездный час воеводы Хворостинина. Именно он становится главным помощником Воротынского, а не первый воевода Передового полка князь Андрей Петрович Хованский. Именно Дмитрию Ивановичу дают наиболее ответственные поручения, надеясь на его опыт и искусство. Именно его имя ставят русские летописи рядом с именем Воротынского, повествуя о великой победе, хотя в объединенной опрично-земской армии числились несколько воевод более высокого ранга.

Русская армия, как уже говорилось, значительно уступала противнику по численности. Когда татары переходили через Оку недалеко от Серпухова, Хворостинин не имел достаточно сил, чтобы сорвать переправу. Из Передового полка, объединявшего около четырех с половиной тысяч дворян, казаков, иностранных наемников и стрельцов, ему подчинялись всего лишь 950 бойцов[282]. Он отступил, однако затем Передовой полк с Хованским и Хворостининым во главе нагнал стремительно идущего к Москве неприятеля и нанес ряд чувствительных ударов по обозу и арьергардным отрядам Девлет-Гирея[283].

30 июля 1572 года в полусотне верст от Москвы произошло решающее столкновение.

Роль центра русской позиции сыграл «гуляй-город», развернутый на холме у речки Рожай. «Гуляй-город» представлял собой крепость из толстых деревянных щитов, перевозившихся на телегах. В случае опасности ее собирали с необыкновенной быстротой. У Молодей в «гуляй-городе» засел целый полк. Другие полки прикрывали его с флангов и тыла, а заслон из стрельцов выдвинулся вперед.

Обороной деревянной крепости руководил именно Хворостинин. В войске было полным-полно воевод выше его рангом, но на самое ответственное и самое опасное место Воротынский поставил именно его. О чем это говорит? Выдающиеся способности Дмитрия Ивановича к тому времени стали очевидны для военной элиты России. А когда надо было победить или погибнуть, смотрели не на знатность, а на воинский талант. У Молодей как раз наступил такой «момент истины» — как для всей военной системы Московского государства, так и лично для князя Хворостинина.

При первом штурме русской позиции татарская конница разметала стрельцов, но у «гуляй-города» встретила плотный ружейно-пушечный огонь и понесла страшные потери. Русская дворянская кавалерия удачно контратаковала по флангам. Повторные атаки также не принесли успеха Девлет-Гирею. Мало того, попал в плен крупный татарский военачальник Дивей-мурза, погибли несколько знатных командиров… Вечером 30 июля попытки штурмовать «гуляй-город» прекратились. Однако, по словам немца-опричника Генриха Штадена, современника и, по всей видимости, участника Молодинской битвы, положение русских полков также было тяжелым. Над осажденными в «гуляй-городе» нависла угроза голода.

До 2 августа крымцы приводили в порядок растрепанное войско, подсчитывали потери, сосредоточивались для нового удара. Затем началось очередное наступление на «гуляй-город». Татары шли вперед с отчаянной храбростью, не боясь потерь и упорно преодолевая огневой шквал со стороны русских полков. Смельчаки прыгали на деревянные щиты, пытаясь повалить их, забраться внутрь, открыть дорогу для стремительной конной атаки. Бойцы Хворостинина во множестве отсекали им руки саблями и топорами. Бой шел с невиданным ожесточением. Упорная оборона «гуляй-города» раз за разом приносила русским успех…