Крио - Марина Москвина

Он перекатился на спину, блаженно раскинул руки – я так рассказываю подробно, поскольку это был редкий момент, с тех пор как Ботик покинул Витебск, он вдруг почувствовал привычную пустоту и простор, – а прямо над ним в безоблачной выси голубой с такими же распростертыми крыльями недвижно парил кречет. Воздух живой, пахнет травами, сосны стволами уносятся в небо, растительность буйная прет из земли, цветет репей, под откосом песчаные озерные берега…

Как ему этого всего не хватало в тяжелых стальных коробках! Наверху и в скалах темнели сумрачно ели, серебрились тополи, рыжели стволы дубов, запахи земли и деревьев убаюкивали Ботика, глаза у него слипались, и он подумал, наверное, подумал, верней всего, в его затухающем сознании проплыла медленная мысль: если я сосну минут десять – пятнадцать – двадцать, это не повредит мировой революции…

Во сне ему привиделся Гога, он сидел на ветке сосны, нахохленный, как тетерев.

– В путь, в путь, в путь! – токовал Збарский.

– Товарищ комбат, а что такое путь? – зачем-то спросил у него Ботик.

Тут Збарский и выкладывает ему все как на тарелочке, и при этом не картавит, ничего:

– Р-революционный дракон в высохшем дереве!

И добавляет:

– Растяпа ты эдакий.

– А его кто-нибудь слышит? – спросил Ботик.

– Нет того, кто бы не слышал, – раздался с ветки странный ответ командира, ветка обломилась, и Гога с криком: «Co je to za péro?!» свалился на Ботика, больно ударив его головой в живот. Ботик открыл глаза и увидел перед собой двух военных, причем один из них собрался еще раз пнуть его тяжелым высоким ботинком явно не российского происхождения.

Боря вскочил, опрокинул фуражку с грибами, встал навытяжку перед незнакомыми офицерами, судя по форме, это были те самые чехословаки, которых ему велел выследить Збарский. И вот ведь напасть, именно они выследили его, ротного разведчика стрелкового нацбатальона Второго Красноармейского полка имени Витебского Губсовдепа, а не наоборот!

Бравые чехословацкие легионеры держали в руках корзины, они собирали грибы. Самый из них загрызала, которому Боря обязан был резким пробуждением, сгреб в кучку маслята и боровичок, найденные Ботиком, придирчиво оглядел каждый и побросал к себе в корзину.

– В чем дело? – спросил Ботик на всякий случай. – Верните мои грибы.

Вместо ответа второй чешский вояка врезал ему под ребра и сказал: «pojď s námi, houbař», иди с нами, грибник.

Скоро они оказались на большой поляне, которая выходила на «железку». На одном из путей стоял военный эшелон из разнокалиберных вагонов. За паровозом открытый вагон, укрепленный поверх бортов мешками с песком, мешки ощетинились винтовками и пулеметами, припрятанными под березовыми ветками. За ним следовал стальной броневагон, укрытый ельником от красных аэропланов. Прибитая к стене третьего вагона живописная фанера, обрамленная ветками дуба, изображала удалого всадника, окруженного розовощекими барышнями, наряженными в яркие юбки, красные чулки, кружевные фартуки, корсеты со шнуровками. Дамы восхищенно смотрели на героя, на его остроконечные усы, с какой-то плотоядной страстью. Герой же вовсе не глядел на них, взор ярких оливковых глаз был устремлен куда-то вдаль, за кромку леса, где его ждали подвиги, а может, даже необыкновенная и красивая смерть.

Военные вагоны чередовались с товарными, которые чуть не трещали по швам от награбленных мешков с мукой, сахаром, мясными тушами, вяленой рыбой и бутылями с водкой, полушубков и башмаков, оружия, боеприпасов, конских седел, пианино и роялей, кроватей и матрацев, полвагона граммофонов, к ним сотни пластинок, велосипеды – для своих личных интересов и удовольствия…

– Что там велосипеды, – Ботик мне потом говорил, – они из Перми с собой прихватили целую библиотеку! Отдельный вагон занимали пышные театральные декорации из Новониколаевского областного театра…

Разумеется, ни слитков царского золота, ни пятирублевых золотых монет, ни мешков с деньгами чехословаки нашему Ботику не экспонировали, но и того, что он увидел, было достаточно, чтобы, упаси Господи, отправить его на тот свет.

В тени огромного дуба располагалась полевая кухня. За крепко сколоченным столом в отличнейшем английском, а то и американском обмундировании сидели здоровые упитанные парни и ели очень вкусный, как показалось Ботику, да что там показалось, по их физиономиям усатым было видно, по масляным губам, что уплетали они жирный суп наваристый, мясной, густой, аж поварешка в супе стояла, мечтая о том, чтоб у себя в Праге, на Староместской площади закатиться с друзьями в кабачок и выпить пинту-другую хорошего чешского пива со свиными коленями.

Усатые, как на подбор, глаз веселый, сытый, косая сажень в плечах, новехонькие мундиры опоясаны широкими ремнями… Ботик глянул под стол – ох, мать честная, до чего ботинки хороши, подошва добротная, прочная, обмотки заграничные болотного цвета. Что там его друзья, красноармейцы, когда Боря уходил, сидели-грели консервы на огне!

Да еще Збарский, снаряжая его в дорогу, сказал:

– Я дам тебе один совет, хотя ты не просишь никаких советов, где уж мне, кто мы такие и что наша жизнь?.. Так я тебе все-таки скажу, как твой командир: в разведку, Таранда, надо ходить на голодный желудок, чтоб легче уносить ноги если что. Зато, вернувшись, ощутить райский вкус полковой баланды…

Легионеры подняли головы от своего гуляша и молча уставились на пленника. Стояла такая тишина, что было слышно, как далеко в лесу кукует кукушка. Ботик решил посчитать, сколько она ему накукует, но только сказал: «раз», как она заглохла, зато один из офицеров долбанул его по плечу наганом и сказал:

– Давай, Иван, говори, кто ты, co tady děláš?

Все, что Ботик слышал о чехословаках, было отрывочным, неточным и разноречивым: это разбойники, башибузуки, грабители, убийцы большевиков и сочувствующих советской власти. Что-де они винтовками и штыками поддерживают оплоты буржуазии, орудуя на стороне кулаков и золотопогонников, прислуживая мировой своре империалистов.

Комиссар Канторович на политбеседах исправно доносил до сведения бойцов о набегах чехословаков на города и села, о переполненных тюрьмах, виселицах и расстрелах: просто, походя откусывали головы, – утверждали очевидцы. – Ам! и поминай как звали!

Пленных легионеры, похоже, не брали. Куда им, шатунам да бунтарям против всех и вся, пленные? Ткнуть штыком, ободрать как липку и под простреленными знаменами своих эшелонов, растянувшихся от Пензы до Владивостока, двинуться к новым победам…

А тут расселись за столом, словно они достойные персоны, и ждут, как этот русский, наверняка партизан, будет выкручиваться, морочить им головы, затуманивать мозги, даже нарисованный щеголь на коне воззрился на Ботика, мол, врешь – не уйдешь, мы, чехи, не разбойники, не пустосвяты, не сеятели несбыточных надежд и свар, мы только спасаем Россию от голи кабацкой, наводим порядок. А kdo jsi ty и за каким ляхом приперся, отвечай напрямки?