Русская революция в Австралии и "сети шпионажа" - Юрий Артемов

Какое-то время австралийцы медлили. Сразу же после опубликования ответов Хрущева Кэйси принялся отрицать, что Москва и Канберра согласовали коммюнике, утверждая, что «никакой приемлемой формулы не было предложено ни Советской Россией, ни Австралией». В целом он высказался в пропагандистско-конфронтационном ключе, напоминая Советскому Союзу о его «прегрешениях»: «Простой факт заключается в том, что после предоставления политического убежища Владимиру Петрову Советская Россия явилась инициатором отзыва советского посольства из Канберры и попросила Австралию отозвать австралийское посольство из Москвы. Результаты работы Королевской комиссии по делу Петрова показали, что СССР использовал свое посольство в Канберре для шпионских целей. Г-н Хрущев не упомянул о деле Петрова…»[544].

Однако подобные заявления были, скорее, одиночными рецидивами риторики 1954 года, а не признаком очередного ужесточения австралийского подхода. Взяв паузу (в том числе для консультаций с американцами и англичанами), Канберра, наконец, дала зеленый свет восстановлению отношений без существенных предварительных условий.

В марте 1959 года в австралийском курортном городе Бродбич (штат Квинсленд), где проходило заседание Экономической и социальной комиссии ООН для Азии и Тихого океана, состоялась встреча Р. Г. Кэйси и заместителя министра иностранных дел СССР Н. П. Фирюбина. В мае в Австралию прибыл временный поверенный в делах СССР И. Ф. Скрипов и другие сотрудники посольства. Затем приехал посол И. Ф. Курдюков.

В указаниях ЦК КПСС по развитию отношений с Австралией формулировались принципиальные основы советского подхода. Послу предписывалось «учитывать враждебность внешнеполитического курса Правительства Австралии в отношении стран социалистического лагеря». Вместе с тем посольство должно было «иметь в виду», что «австралийский народ проявляет глубокий интерес к Советскому Союзу и его достижениям» и «со стороны деловых кругов Австралии проявляется стремление к развитию торговых отношений между двумя странами»[545].

ЦК КПСС аккуратно коснулся шпионской темы. «Учитывая конкретную обстановку, в которой придется работать посольству, оно должно проявлять максимальную бдительность и осторожность, чтобы не давать поводов австралийскому правительству для обвинений сотрудников в «недозволенной деятельности»[546]. Разумная рекомендация, принимая во внимание те глубокие корни, которые шпиономания в отношении советских дипломатов и обыкновенных граждан пустила в австралийском обществе.

Трудно сомневаться в том, что Владимир и Евдокия Петровы внимательно следили за тем, как развивались советско-австралийские отношения. Возможно, после 1959 года они даже испытывали некоторое чувство зависти к приезжавшим в австралийскую столицу дипломатам из СССР, а потом из России. Посольство находилось все там же, на Канберра-авеню, напротив отеля «Кингстон», на верхнем этаже которого облюбовали себе наблюдательный пункт сотрудники АСИО. И работали в посольстве по-прежнему мидовцы, «ближние» и «дальние соседи». Что изменилось с начала 1950-х годов? Да в общем-то ничего.

Наверное, Петровы нередко задавались вопросом: выиграли они или проиграли от ухода к австралийцам. В материальном отношении все было в порядке. В 1956 году они приобрели собственный дом в Бентли, предместье Мельбурна, все возможности для отдыха и комфортной жизни у них имелись. Получили австралийское гражданство.

Владимир поначалу переживал из-за того, что у него осталось имущество в Москве и даже пытался его вывезти, наняв адвоката. Тот сделал официальный запрос через британское посольство в Москве, но ответ поступил неутешительный. Советская сторона сообщила, что Петров – лицо, совершившее измену родине, а это квалифицировалось как уголовное преступление. Военная коллегия Верховного суда СССР решением от 10 сентября 1954 года приговорила его к высшей мере наказания с конфискацией всего имущества в пользу государства.

Суровый приговор озаботил Петрова и в связи с его личной безопасностью. Но страхи, связанные с тем, что к ним с супругой явятся убийцы из КГБ, постепенно исчезали. Никто не приходил расправляться с людьми, уже не представлявшим никакой угрозы советскому государству. Да и австралийцы выполнили свое обещание, выдав Петровым новые документы. Они стали шведами – Свеном и Анной Эллисон.

Однако покоя и умиротворения в семье не было. Петров пил, рефлексировал и ссорился с женой. Проблемы начались еще на сиднейской вилле АСИО, сразу после воссоединения супругов. Сотрудники службы безопасности, охранявшие дом-убежище, слышали, как они скандалят и чуть ли не дерутся.

Петров предчувствовал, что его жизнь в Австралии будет тоскливой и бесцельной. Прежде он был значимой личностью, полковником госбезопасности, разведчиком, его уважали, перед ним открывались соблазнительные карьерные возможности, и вот все пошло прахом.

Чем было занять себя? Первое время об этом не приходилось думать. Нужно было отвечать на вопросы офицеров АСИО, давать показания Королевской комиссии, но все это только давало иллюзию востребованности. Затем Петров увлекся изданием книги «Империя страха». Они вместе с Евдокией рассказывали о своей жизни, а писал рекомендованный АСИО австралийский автор Майкл Твайтс (Michael Thwaites). Предполагалось выручить за издание не меньше 20 000 фунтов, но реальный доход оказался мизерным. Как уже отмечалось, Петровых опередил Бялогурский, опубликовавший по горячим следам свой рассказ о «деле Петрова». Владимир возмущался поступком бывшего приятеля. После апреля 1954 года они стали встречаться все реже, а потом и и вовсе перестали[547].

Читательская аудитория отнеслась к «Империи страха» достаточно равнодушно, ведь она рассказывала не столько о шпионских сюжетах, сколько о биографии супругов Петровых, их размышлениях о сущности советского тоталитарного режима. В этом не было ничего нового и «Империя страха» залеживалась на полках магазинов.

Через двенадцать лет Петров попробовал свои силы в историческом исследовании и издал работу под названием «22 июня 1941 года: советская история и германское вторжение». Она провалилась, как и первая книга. Бывший полковник тосковал, пребывал в депрессии и не знал, чем себя занять. Какое-то время он работал в фотографической мастерской компании «Илфорд», но это не заполнило зияющие пустоты в душе. «Ни друзей, ни будущего. Лучше бы я умер», – эти слова он произнес в 1967 году. Но ему еще предстояло прожить четверть века[548].

В первые годы после побега Петров находил утешение с общении с верным Джеком. Он почти не расставался с псом, даже спал с ним. Но с женой овчарка не ладила и однажды ее укусила. С псом пришлось расстаться. Тогда Владимир Михайлович завел себе кошек, с которыми тоже нянчился.