Евангелие рукотворных богов - Вадим Вознесенский

– Вычислил.

– Место посадки? – переспросил Брат.

– Да.

– И где?

– Понимаешь, ведь хороших мест на экваторе, а с орбиты Кларка комфортно садиться только вдоль него, не так много. То, что скорее всего будут выбраны острова, тоже очевидно – материковые зоны сильно загрязнены. Расчет оптимальной орбиты для снижения с учетом вводных дал это место. – Ключник пододвинул карту. – Хальмахера.

– Большой. – Брат рассмотрел зеленый островок посреди скопления участков суши – архипелага.

– У меня точные координаты есть, плюс-минус, конечно. После старта, опять же, Сатану нашу вести можно. Но, знаете, я этот остров весь к чертям собачьим на дно пущу, дури хватит – четыре носителя.

– Не стоит, наверное, весь остров, – предположил Рус.

Ключник вздохнул:

– Херня это все – точечные удары. А так, четыре по десять – сорок головок в Хальмахеру, и только пузыри на поверхности останутся. Так оно надежнее.

– Может быть, по одной, вдруг твои расчеты неправильные?

– Скажи еще – очередью. Нет, Рус, на второй залп у нас времени уже не будет. Эта война быстрая – кнопку ткнул, и ползи на кладбище.

– Почему?

– Потому, что старт засекается мгновенно. Носителю все равно – он пошел, и его с курса сбить практически невозможно. А вот место пуска обречено – двадцать минут, и его сравнивают с землей. И даже глубже.

– Значит, нам всем…

– Ничего это не значит. Вы все завтра снимаете лагерь и уходите. Куда угодно – я бы посоветовал в Азас или на юг. Уходите и ищите надежное убежище.

– А ты?

– А я глушу все системы, чтобы не дай бог не засекли, и жду начала.

– Как ты догадаешься, что это началось?

– Буду просто смотреть в небо. Такое событие, как сошествие матери, не начнется просто так. Сначала вокруг Звезды начнется мельтешение, потом, возможно, корректировка орбиты, суета драконов, и в итоге от небесного тела отделится маленькая искорка и по дуге направится к Земле. Я не пропущу этого момента.

– Сидеть и смотреть в небо? – Брат усмехнулся. – Это нереально. Как долго ты продержишься?

– Долго. – Ключник оскалился. – Я умею ждать.

– Я останусь, – уверенно заявил Брат.

– Черта с два – это моя война.

– Я останусь – ты сойдешь здесь с ума!

– Я давно уже безумен. Не вынуждай убить тебя.

– Убить? Зачем?

– Чтобы отбить охоту остаться у остальных! – Ключник обвел суровым взглядом Ванко, Стерву, Руса и Кэт.

В середине лета, даже такого прохладного, как сейчас, по пустыне лучше путешествовать ночью. В начинающихся сумерках из прохладного полумрака подземелий вышел наружу маленький отряд. Пятеро были снаряжены, как перед дальней дорогой, шестой, обнаженный по пояс, явно намеревался остаться.

– Ты не передумал? – в очередной раз спросил Брат.

– Не начинай.

– Быть может, ждать придется очень долго.

– Не думаю – атмосфера практически очистилась. Не век же им болтаться на орбите.

– Удачи тебе, солдат. Надеюсь, тебе повезет… Нам.

– Останьтесь в живых. Слышите? – Ключник по очереди обошел товарищей, остановился первым возле Ванко. – Запомни, мальчик, то, что видел, – ты будешь жить в другом мире. Не лучшем и не худшем – другом. Вы, – Рахан обратился к Стерве с Русом, – здоровые и чистые, я знаю, будьте родителями тех, кто возродит человечество, не спорьте – вы можете стать парой. Ты, – это к Брату, – научи их, оставь в их памяти рассказы о прошлом, о величии, к которому смогут стремиться следующие поколения.

Кэт Ключник не сказал ничего. Он просто стал напротив и долго смотрел в глаза, словно стараясь запомнить каждую искорку, вспыхивающую в синей бездне.

– У тебя все получится, – прошептала девушка. – И помни – мы всегда несем ответственность за тех, кого спасаем. Мы еще встретимся… чтобы попрощаться.

Рахан усмехнулся. Он уже не верил в пророчества, не хотел искать смысл в иносказаниях и прекрасно отдавал себе отчет в том, что его ждет.

– Прощайте.

– Прощай.

– Прощай.

– Прощай.

– Прощай.

– До встречи.

В сумерки уходят пять странников. Атмосфера действительно почти очистилась – последнее время почти каждая ночь полна яркого света звезд. Пятеро уходят, не оборачиваясь, потому что нельзя оборачиваться в прошлое, пятеро уходят, а шестой тяжело усаживается в вытащенное из недр рукотворной пещеры кресло, берет в руку подобранное год назад у сгоревшего хутора оптическое приспособление и смотрит вверх.

Сидеть так он будет долго. Ветер станет носить из стороны в сторону неприкаянные кусты перекати-поля, цепляющиеся колючками за его ноги, песок истреплет полы его одежды, а солнце до черноты обласкает его страшное лицо. Группа кочевников набредет на необычного наблюдателя и начнет насмехаться над ним, а он будет лишь смотреть вверх, иногда невооруженным глазом, иногда, пользуясь старым потертым прицелом, и изредка прихлебывать остывший чай из железной кружки. Он покинет свое место только тогда, когда незваные гости сунутся обшаривать помещения базы за его спиной. Он медленно поднимется и пойдет вслед за ними и там, страшным демоном выныривая из темноты коридоров, покончит со всеми.

Наступит зима, и пойдет снег – снег в пустыне и сугробы у его ног будут служить защитой от холода. А в одну из морозных ночей наблюдатель вдруг вздохнет и впервые заговорит, пусть даже сам с собой. Собственно, это будет трудно назвать разговором – он скажет всего одно слово:

– НАЧАЛОСЬ…

Зима. Сочельник. Те, кто еще жив, веселятся, отмечая праздник, смысл которого давно позабыли. Но в далекой пустыне одинокий безумец после почти полугодового бездействия спускается под землю, и рокот машин возвещает о том, что база ожила. Ключник, пользуясь приспособлением из реек, зеркал и маятника, следит за движением отделившейся от Звезды искорки, покачивает головой и делает пометки в блокноте. Затем снова уходит в чрево станции, бегом – надо преодолеть четырнадцать этажей подземелья и успеть повернуть последний включатель. Уже скоро.

Где-то далеко отсюда сильные пальцы, привычные к оружию, не менее ловко управляются со струнами:

Мой дом в холмах зеленых, мой дом в высоких травах.

Взбираются по склонам веселые дубравы.

С рукава слетает сокол – к нам приехал издалёка

Всадник изумрудноокий из страны лесов высоких.

Там – мой дом в зеленых холмах!

Играй же, менестрель, играй! А рядом с ним медленно танцует девушка, движения легки и изящны, так же грациозны, как ее отложенный в сторону клинок.