Евангелие рукотворных богов - Вадим Вознесенский

– Поле последней битвы, – ответил Ключник.

– Да, последней битвы добра со злом – так говорят религии Запада. А на Востоке считают, что это произойдет у входа в Шамбалу. Здесь.

– И ты полагаешь?..

– Она только что произошла.

– Битва?

– Битва. Ведь это не обязательно столкновение многих ратей божественных воинств. Порой достаточно одного человека, единственного поступка, чтобы изменить ход Истории. Битва – понятие духовное.

– Что-то не похожи те монахи на адское воинство, – усмехнулся Ключник.

– Истинно, – Брат все так же старательно отводил взгляд, – согласно писанию, Добро побеждает потому, что в это хочется верить, потому, что это правильно. Но всегда есть вероятность, что вмешательство извне склонит чашу весов в другую сторону и восторжествует Зло.

– Что ты хочешь сказать? – Ключник нахмурился.

– Ты видел, КАК мы победили? Адские порождения… – Брат набрал полную грудь воздуха, – силы Зла… одержали верх… мы – пособники Тьмы!

Кэт смотрит вперед, на девственно-чистую вертикаль Аккемской стены. Тонкая фигурка у самой кромки воды. Солнце еще только клонится к западу, но зажатое меж двух хребтов озеро уже в тени, покрытое синим полумраком. А изумрудные горы по его сторонам упираются вершинами в ярко-голубое небо с белыми росчерками перистых облаков. Зеркало озера отражает белизну облаков, и кажется – небо перевернулось. Впереди, так же, как и озеро, скрывая боковые склоны за меньшими, придворными горами, вонзаются вверх подсвеченные золотистым нимбом солнечных лучей симметричные пики Белухи, стена между ними искрится и кажется идеально ровной. Краски отчетливы и насыщенны – режет глаза белизна, успокаивает взор зелень, и синева во множестве градаций, от нежно-голубого до пронзительного ультрамарина, заставляет сердце учащенно биться от восхищения. Весь мир вокруг прозябает в сумерках под давящей пеленой свинцовых туч, но здесь, в этом священном месте, солнечные лучи не встречают преграды. Разве все это похоже на торжество Тьмы?

– Законник! – Кэт резко повернулась, и безучастный Брат вздрогнул от шторма в глазах девушки. – Ты говорил, что знаешь легенды, связанные с Мировой Горой.

– Да. – Голос Брата задрожал.

– Шаманы рассказывают, что на этой вершине Небесная Птица повергла Дракона.

– Так говорят.

– Значит, Дракон – Зло?

– Не знаю, я ничего не знаю, – Брат низко склонил голову, – ничего…

Слова девушки становятся мягче:

– Ты слишком доверяешь символам, несчастный, и ищешь знаки там, где их может и не быть. Зло… Добро… Тому, кто привык делить мир на черное и белое, не дано познать многообразия красок радуги. – Потом, почти нежно: – Брат, наша битва еще впереди.

– Да, – Ключник пружинисто поднялся, – когда настанет мой Армагеддон, я почувствую.

Кэт задумчиво улыбается. Какие слова рвутся у нее наружу? Что девушка знает о жизненных циклах много больше, чем может сказать? Что мир подобен человеку – рождается, развивается, обретает зрелость, увядает и гибнет, оставив о себе лишь воспоминания и зародыш чего-то нового? А смерть мира, так же, как и людская, бывает тихой и незаметной или мучительной и агонизирующей, а бывает героической, прекрасной. Впрочем, опять же, что прекрасного в смерти?

Что думает Кэт, какие хочет сказать слова, не узнает никто. Невысказанные мысли – это как ветер в печной трубе, взвыл и затих, и нет о нем больше напоминаний…

На берегах Аккема задержались на двенадцать дней, пока Рус окончательно не поправился. Для пополнения припасов Ключник, взяв на подмогу Ванко, несколько раз возвращался к Тюнгуру. Не то чтобы у подножия Белой горы совсем не было дичи, но когда, в подтверждение слов Брата о невозможности охоты в святом месте, Кэт кивнула головой, Рахан решил не искушать судьбу. Брат, к слову сказать, все время оставался тихим и задумчивым, однако своими размышлениями ни с кем не делился. Невероятно, но погода все это время оставалась выше всяких похвал, лишь курящиеся вершины Белухи говорили о бушующих там ветрах, да тонкая корка льда по утрам на поверхности озера подтверждала, что ночные заморозки не приснились.

Утром тринадцатого дня вышли к Томским стоянкам. Тропа была почти не видна, а когда переправились через Верхнее Аккемское озеро, и вовсе пропала. Взору странников предстала широченная каменная дорога, усыпанная булыжниками разных размеров.

– Морена, – сказал Брат, – след, оставленный древним ледником. Идти можно везде – все, что могло осыпаться, уже осыпалось, а трещины давно забиты гравием. Вверх, до первого льда.

Через пару часов, преодолев неимоверный подъем, тяжелый даже для тренированных путников, отряд вышел к выбросившему длинный язык леднику.

– Теперь смотрите, – предупредил Брат, – вон каменистый гребень – курумник. Идем, сколько можно, по нему, след в след. Когда будем вынуждены переместиться на лед – удвоенное внимание. Лабиринт трещин. Кошки есть только у троих, поэтому строимся через одного. До Томских стоянок подъем легкий, главное – в ледопад не забуриться.

– Ледопад?

– Ледопад. Склон горы сам по себе неровный – выступы, обрывы и прочее. А ледник медленно сползает вниз, и там, где под ним возникают перепады, он ломается, трескается, дыбится торосами, сползает пластами. Заблудиться в этих нагромождениях льда проще простого, а трещины могут быть бездонными, выбраться из них порой невозможно.

Вопреки ожиданиям, подъем на гору оказался не упрямым карабканьем вверх, больше это походило на блуждание между скальных выступов и ледяных глыб. Только к вечеру отряду удалось выбраться к деревянному, обшитому железными листами, с почти плоской крышей и парой крошечных оконцев домику, прислонившемуся одной стеной к склону.

– Пришли, – вздохнул Брат и нырнул внутрь.

– Что это? – удивилась Стерва.

– Как что? Томские стоянки.

Томские стоянки внутри оказались вполне уютным помещением с длинным столом посередине и нарами вдоль стен. За дверью следовал небольшой тамбур, по обе стороны от которого было, к удовольствию Брата, свалено разное снаряжение. Кошки, хоть и ржавые, какие-то крючья, карабины и мятые каски.

– Живем, – усмехнулся Рус, сбросил рюкзак, устроился за стол поближе к окну и вытянул длинные ноги. – Тут даже дрова припасены, зря с собой волокли.

– Зря, не зря, – проворчал Брат, – оставим здесь, вдруг кому пригодится.

Рус от души рассмеялся:

– Ну ты дал… Кто же еще сюда потащится?

– Мы вернемся. – Брат горько улыбнулся барду. – Если не сможем взять вершину.

– Законник, – отчего-то последнее время Кэт обращалась к Брату именно так, – ты готов идти с нами?

Брат перевел взгляд на девушку. Такой обреченности в его глазах соратники не видели за все время длинного пути.