Нелегалка. Как молодая девушка выжила в Берлине в 1940–1945 гг. - Мария Ялович-Симон

Занимаясь в течение долгого времени историей маминого выживания, я часто спрашивал себя, в какой мере ее последующая жизнь определялась пережитым в годы гонений. Возможно ли после такого вернуться к норме? Какие страхи сохранились?

При рассмотрении этого вопроса мне, конечно, необходимо остерегаться усматривать во всякой индивидуальной особенности мамы результат пережитого. Однако некоторые “поздние последствия” я все-таки назову.

Ко всем, с кем имела дело, мама относилась с одинаковой приветливой сдержанностью; близких друзей у нее почти не было. Хотя есть и исключения, так, например, историк-классик Элизабет Шарлотта Вельскопф (1901–1979).

Эти женщины, на людях обращавшиеся друг к другу на “вы”, были близкими подругами. И дружила мама не только с университетской профессоршей, но и с успешной писательницей, которая публиковала свои книги и романы об индейцах под именем Лизелотта Вельскопф-Генрих. Основой их дружбы стало то, что обе они – хотя совершенно по-разному – боролись против нацистов. И при необходимости продолжали эту борьбу в университете.

Мама терпеть не могла прощаний и опозданий со стороны членов семьи и друзей. Совершенно естественно, что вплоть до ее кончины я каждый день по нескольку раз звонил ей по телефону.

В итоге давние переживания вновь настигли ее, когда после серьезной операции, еще не вполне очнувшись от наркоза, она была твердо уверена, что нацисты пытают ее острыми канюлями.

Иные ее поступки я понимаю только сейчас. Так, в детстве мне не разрешалось носить лыжную кепку. А я очень хотел выглядеть так же, как другие школьники. Мама сказала, что это “нацистский головной убор” и надела на меня меховую шапку. Никаких объяснений она не дала. Я же чувствовал, что спрашивать нельзя.

Точно так же я не получил объяснения, почему, собственно, Труда Нойке, которая жила с нами по соседству, при случайных встречах на улице по-прежнему называла маму “Ханхен”. Хотя я и знал, что раньше Мария Ялович жила под именем Йоханны Кох.

Отношения с “настоящей” Йоханной Кох, которую Мария Ялович Симон в своих воспоминаниях подробно описывает во всей ее противоречивости, после смерти Кох вновь сыграли известную роль в жизни мамы.

В сущности, маме удалось смотреть на свое прошлое трезво и спокойно; госпожа Кох составляет исключение в том смысле, что мама так и не сумела полностью преодолеть эти отношения и порой панически боялась, что Йоханна Кох вдруг появится на пороге.

Когда 20 января 1994 года Йоханна Кох скончалась, внезапно всплыло завещание от 18 февраля 1940 года, в котором супруги Эмиль и Йоханна Кох назначили “барышню Марию Ялович наследницей” всего своего имущества. Иными словами, в конце жизни мама получила обратно дом своих родителей в Каульсдорф-Зюд. Она ни разу туда не ездила, подарила его мне, вскоре после вступления в наследство. Правда, не преминула заранее вызвать в больницу, где находилась все чаще, “семейного адвоката”.

В присутствии адвоката она объявила мне и моей жене, что дарение вступит в силу только при условии, если моя семья обязуется немедля продать это ее наследство. Мы исполнили ее волю.

В начале лета 1994 года, когда мы освобождали дом, без предупреждения приехал мой отец.

Он прошел в бывшую спальню супругов Кох, уверенно выдвинул ящик ночного столика и достал оттуда связку бумаг. В том числе выданный в Болгарии паспорт и удостоверение моей мамы, то и другое на имя Йоханны Кох.

Незадолго до того, как в конце августа 1945 года мама пешком ушла из Каульсдорфа в Панков, Йоханна Кох попросту вытащила эти документы у нее из сумочки, заявив, что это, мол, ее бумаги.

Полагаю, отец действовал по поручению мамы. Когда он хотел забрать документы с собой, я запротестовал и попросил оставить их мне. В ту пору во мне зрело решение сохранить предлагаемую сейчас читателям историю жизни Марии Ялович Симон.

Мама всегда была уверена, что уцелела благодаря случаю.

В 1993 году в докладе о “нелегалах” научный работник Мария Симон обобщенно высказалась по этому поводу так:

Сильвия Азарх (*1882) – дочь → Дорис Шапиро. Ее судьба после ареста в конце августа 1942 г. неизвестна.

Макс Беккер (*1889) – перешел на нелегальное положение в 1942 г. После попытки самоубийства в 1943 г. депортирован из Берлина.

Луиза Блазе (*1865) – дату и обстоятельства смерти выяснить невозможно. Два ее сына – Герхард Блазе (1909–1942) и Курт Блазе (ок. 1915–1945) – погибли во Второй мировой войне.

Георг Блумберг (*1923) – в 1943 г. депортирован в Освенцим.

Геррит Вилли Бюрхерс (1920–1983) – в 1945 г. вернулся в Неймеген, женился, имел в браке четверых детей.

Адольф Вальдман (*1899) – в 1939 г. вместе с женой Маргаретой Вальдман, урожд. Хагеляйт, и сыном Мартином эмигрировал в Шанхай.

Эрнст Вольф (*1892) – в 1942 г. вместе с родителями, сестрой Теей Вольф (*1904) и теткой Эрнестиной Вольф (*1874) депортирован в Терезиенштадт.

Карл Галецки (*1892) – скончался в 1965 г. в Берлин-Тегеле.

Карл Гольдберг (*1879) – в 1942 г. вместе с женой, Маргаретой Гольдберг (*1880), депортирован в Освенцим. Их дочь Эллен Гутман, урожд. Гольдберг (*1915), также вместе с мужем Альфредом (*1910) в 1943 г. депортирована в Освенцим. Сын, Фриц Гольдберг (*1909), перешел на нелегальное положение, в 1944 г. был арестован и депортирован в Освенцим.