Селфи с музой. Рассказы о писательстве - Юрий Поляков

Я вот иногда думаю: а если бы Геннадий Андреевич оказался в хорошем смысле буйным политиком и победил, что стало бы со страной? Давайте порассуждаем, что было бы? Гражданская война? Вряд ли… Либеральные закопёрщики и нувориши смылись бы из страны ещё до инаугурации: авиабилеты – в карманах. Кто бы вышел против коммунистов? Кооператоры, как в 91-м? Их в ту пору уже ликвидировали как класс, наводнив страну импортными жратвой, шмотками, ширпотребом. Челноков с баулами на баррикадах я себе тоже как-то слабо представляю. В армии и силовых структурах ещё было полным-полно советских кадров, весьма скудно оплачиваемых, и они никогда бы не развязали террор. Себе дороже. Да и мстительный генерал Лебедь, обиженный Ельциным, думаю, сразу предложил бы свои услуги Зюганову, чтобы навести порядок. Даже те, кто вкусил от благ капитализма, думаю, не поднялись бы, ведь коммунисты не собирались упразднять рынок. Речь шла лишь о том, чтобы окоротить обнаглевших олигархов, откровенно бесивших народ своим хамоватым инородчеством, чтобы удалить из власти пятую проамериканскую колонну, чтобы пересмотреть итоги воровской ваучерной приватизации, чтобы возродить разгромленную нашу армию и восстановить единое экономико-политическое пространство СССР.

А можно ли было восстановить СССР, разваленный пять лет назад? Не знаю… Прибалтика, думаю, к тому времени ушла безвозвратно, там удалось бы лишь добиться для русских равных прав с титульными нациями, но и это немало: получив доступ к выборам, русские общины Литвы, Латвии и Эстонии навсегда обеспечили бы полную лояльность этих лимитрофов к России. Что касается других советских республик, там едва-едва в ту пору началось строительство этнократических государств, и национальная элита ещё не подавила русские кадры. Речь идёт об Украине, Казахстане, Молдавии, Киргизии, Узбекистане, Азербайджане, где сильны были пророссийские силы, а экономические связи с Москвой не разорваны. Эти республики вполне могли согласиться на обновлённый Союз, сохранив широкую автономию. В стране под контролем КПРФ начал бы развиваться госкапитализм по китайскому сценарию. Почему бы и нет? Ведь Путин сделал позже то же самое, укротив, но не уничтожив олигархов.

Однако тогда, в 1996 году, всё случилось так, как случилось: Россия, истощённая семибанкирщиной, хаосмейкерами вроде Гайдара, тотальным воровством «Семьи», двинулась к дефолту, второй чеченской войне, потере суверенитета, полураспаду… В итоге убогий Ельцин сам отказался от власти, добытой стаким трудом, в пользу Путина… Когда, покидая резиденцию и тряся старческими щеками, он попросил преемника «беречь Россию», мне захотелось выстрелить в телевизор из гранатомёта, который в те годы ещё можно было почти свободно купить на Черемушкинском рынке в отделе «Скобяные товары».

А если бы на Первом канале перед выборами всё-таки показали наш фильм? Тогда, возможно, мы с Меньшовым стали бы теми, кто делает Историю. Эх, да что там говорить: настоящих буйных мало!

Разочарованный и опустошённый, я слез с политических баррикад и вернулся за письменный стол: читатели ждали от меня новых книг. Нет, это не самодовольная фигура речи, а чистая правда: мой «Козлёнок в молоке» бил все рекорды продаж, став лонгселлером к завистливому недоумению постмодернистов, на все потуги которых публика отвечала фригидным равнодушием. Оно и понятно: по сути, постмодернизм – это что-то вроде, извините, фаллоимитатора. Сколько бы режимов и вибраций в него ни заложили изобретатели, он всё равно останется мёртвой «жужжалкой». А в искусстве, как и в любви, хочется всегда чего-то живого, тёплого, настоящего.

Но, чтобы засесть за новую вещь, необходим сюжет, а его-то у меня и не было. О том, каким образом в писательском сознании завязываются и зреют фабулы, я подробно расскажу в эссе «Как я ваял «Гипсового трубача».

А между тем закрепление у власти «Семьи» словно открыло некие тайные шлюзы, мир вокруг менялся стремительно, появлялись прежде небывалые социально-психологические типы, возникали странные коллизии, создавались головокружительные состояния. Безудержное и беззаконное стяжательство, открытый грабёж народа, присвоение государственной собственности, откровенное мошенничество – всё это стало питательным «бульоном», в котором размножились уродливые, но по-своему яркие персонажи «большого хапка», буквально просившиеся на острие сатирического пера. Мне нужна была лишь ёмкая история вроде анекдота про приезд в город ревизора.

Так вышло, что сюжетом для новой вещи меня, как Пушкин Гоголя, снабдил 30-летний бизнесмен, владелец фирмы «Авиатика» Игорь Пьянков, типичный представитель, как сказал бы Белинский, поколения «гаврошей русского капитализма». С ним меня свёл бывший директор Литфонда РСФСР Валерий Долгов, он ещё в конце перестройки стал инициатором коммерческого издания моих книг в обход государственных издательств: в стране зашевелилось предпринимательство.

Так, повесть «Апофегей» под маркой «ЛФ РСФСР» была выпущена в 1990 году полумиллионным тиражом – и, заметьте, сразу разошлась. В прежние годы Долгов работал снабженцем на ВАЗе, а это был особый, редкий при советской власти сорт людей, в народе таких звали доставалами. Это про них когда-то писал Александр Межиров:

Такие, как Валерий Долгов, прекрасно обитали не только в советском строго охраняемом бассейне, но и в мутных и тёплых водах российского капитализма чувствовали себя, точно пираньи в родном водоёме. Он обладал фантастической энергией, оборотистостью и железной деловой хваткой. Помню, раздаётся звонок:

– Юр, как ты относишься к корейским холодильникам?

– А что?

– Оторвал по случаю. Оптом дёшево отдавали. Возьмёшь в счёт гонорара?

– Возьму, пожалуй, – ответил я, глянув на свою облупившуюся и мелко дрожащую «Бирюсу».

– Договорились. Даже-даже!

Через час в мою квартиру грузчики уже втаскивали белоснежный агрегат невероятных размеров – с таймером, встроенным миксером и морозилкой, вмещающей пару кабанчиков.

С Игорем у Долгова тогда, в середине 1990-х, был общий бизнес, закончившийся ссорой и серьёзным конфликтом, вплоть до стрельбы. Кто виноват, не мне судить, но друг друга они стоили. Валера меня однажды сильно подвёл, навсегда отбив охоту к предпринимательству, о чём я написал в рассказе «Про чукчу». Капитализм решительно разделил всех советских людей на плотоядных и жвачных. Я оказался из жвачных. Жизнь давно развела меня с Долговым, но я успел позаимствовать у него странное присловие «даже-даже», отдав его проходимцу Кошелькову, персонажу моей комедии «Хомо Эректус». Выходя с премьеры, куда, конечно, он был приглашён, Валерий поёживался, а когда я спросил: «Ну как тебе?», он ответил после долгого молчания: «Даже-даже…»

Игорь Пьянков, одарённый от природы острым умом и бешеной энергией, тоже был из плотоядных. Его фирма занимала целый этаж в доме на Ленинградском шоссе, напротив метро «Динамо». Автомобилисты ещё помнят, наверное, большую вертикальную надпись «Авиатика» – на торце этого длинного белого здания. Не знаю, чем конкретно занималась фирма, но средства черпались в основном из столичного бюджета. Деньги Игорь вытягивал у власти мастерски. Однажды он попросил меня, обаятельно картавя: