Селфи с музой. Рассказы о писательстве - Юрий Поляков

«Новые социалисты» по разным округам выдвинули несколько кандидатов, поэтому был сформирован центральный штаб, возглавленный отставным армейским политработником с тугим командным лицом. Назову-ка я его Иваном Ивановичем. Кроме того, всем кандидатам полагались свои собственные избирательные штабы с политтехнологами, а их в отечестве вдруг развелось столько, как будто Россия развлекалась свободными выборами не пять-семь лет, а по меньшей мере годков четыреста пятьдесят с эпохи Грозного. Ко мне приставили, как выразился Иван Иванович, «суперпрофессионалов»: иногороднюю, лет тридцати пяти, крашеную блондинку, упорно называвшую избирательные бюллетени – «белютнями». При ней суетился чернявый тощий парень, всё время куда-то убегавший, вероятно, нюхнуть для бодрости «кокса» или другой дряни. Кажется, они были сожителями. Назову-ка я их Инной и Борей. Мне они сразу не понравились, но Иван Иванович, от которого, как «Шипром», за версту разило ГлавПУРом, доложил: парочка недавно выиграла очень сложные выборы в регионе, поэтому стоило большого труда и денег – заполучить их для меня.

– А где деньги? – спросил я, сглотнув слюну.

– Не волнуйтесь, Юрий Михайлович, уже переданы Инне Петровне.

– Сколько?

– Пятьдесят единичек, – сообщил он, понизив голос: тысячу долларов из какой-то аппаратной деликатности называли «единичками».

– Ого!

– Да, вот ещё – возьмите! – и он протянул мне коробку.

– Что это?

– «Нокия». Без мобильного телефона кандидату никак нельзя. Говорите сколько хотите, оплачено за три месяца вперёд.

Мобильного, его называли также «трубой», у меня ещё не было: дорогое по тем временам удовольствие, доступное лишь богачам и тем, кому расходы оплачивает государство или корпорация. Из машины я тут же позвонил жене.

– Ты где? – спросила она, как всегда подозревая меня в брачном отщепенстве.

– В машине еду.

– Не ври! Как же ты мне тогда звонишь?

– С мобильного! – гордо ответил я.

Как и положено, наняли водителя с машиной и сняли под штаб подвальчик на улице Зорге. По стенам висели какие-то графики, схемы и большая карта 196-го избирательного округа. Отдельно красовались снимки конкурентов, их набралось около дюжины, но главных соперников было двое: первый секретарь Московского горкома КПРФ Микитин, сумрачный персонаж с брежневскими дремучими бровями, и «яблочница» Гаванская – немолодая темноглазая особа с аккуратной седой прядью в чёрной укладке. Она уже отработала в первом составе Гордумы, попав туда от гайдаровского блока, но теперь шла от Явлинского. Забегая вперёд, скажу: эта статс-дама до сих пор депутатствует, время от времени меняя партийную прописку в зависимости от политических раскладов.

К началу гонки, официально стартовавшей в середине ноября, сразу после моего дня рождения, мы должны были подготовить программу кандидата, группу доверенных лиц и наглядную агитацию: листовки, буклеты, газету… Акцент решили сделать на том, что писатель в России – больше, чем писатель, он всегда был народным заступником и оппонентом власти. В победе я, честно говоря, не сомневался. Напомню: в ту пору ещё не отгремела слава моих «перестроечных» повестей и сатирического «Демгородка», большим спросом пользовался «Козлёнок в молоке».

Ещё со времён «Взгляда» я нередко появлялся в эфире, а с осени 1996 года вёл на московском канале передачу «Подумаем вместе», где как раз и беседовал с действующими депутатами Гордумы. По предварительным рейтингам и опросам, я твёрдо лидировал, следом с небольшим отрывом шла Гаванская, обольщавшая публику обещаниями навести порядок в ЖКХ и расселить коммуналки. Круче только обещание Жириновского найти каждой одинокой женщине по спутнику жизни. Микитин замыкал первую тройку, но с явным отставанием. Однако имелся повод для тревоги. На предварительном сборе кандидатов в мэрии я встретил председателя Гордумы Владимира Платонова, шедшего на новый срок. Увидев меня, он обрадовался:

– Тоже баллотируетесь?

– Да, от «Реалистов».

– Отлично! Значит, будем работать вместе. Нам очень нужен толковый председатель комиссии по культуре! По какому округу идёте?

– По 196-му.

– Постойте, это там, где Гаванская? – помрачнел он.

– Да. А что?

– Бесполезно. Меняйте округ, пока не поздно!

– Почему? Я там живу…

– Ну как вам сказать, она дама непростая, у неё очень серьёзная поддержка, очень! – Платонов сделал такое движение, словно надвигает кепку, намекая на мэра Лужкова.

Озадаченный, я пошёл объясняться к Петрову, баллотироваться с заведомо проигрышным результатом в мои планы не входило. Он удивился, нахмурился и обещал переговорить наверху, а мне для поднятия духа, отлучившись к сейфу, выдал в конверте пять «единичек», которые я тут же передал Инне, постоянно нывшей, что денег нет.

– А где же пятьдесят «единичек»?

– Ах, Юрий Михайлович, вы не представляете себе, как всё дорого!

Округ поменять мне, конечно, не разрешили, но обещали всяческую поддержку и успокоили: мол, Гриша Явлинский многих раздражает своими занудством и стонами по поводу «500 дней», поэтому у «яблочницы» шансы невелики. Надо признать, поддержку я ощутил сразу: «Реалисты» молнией издали мою книжку публицистики «От империи лжи – к республике вранья», и она в качестве агитационной брошюры разлетелась как горячие пирожки.

Далее меня позвали на групповое фотографирование кандидатов с Лужковым. Снимок затем был опубликован в тиражной столичной газете и стал как бы указанием районным органам власти, кого именно поддерживать в выборной кампании. Каждый округ на этой фотосессии был представлен одним соискателем, и только от 196-го допустили двоих. Догадайтесь, кого? Увидев меня, Гаванская, обычно карамельно-приветливая, исказилась лицом, достала мобильник и стала кому-то жаловаться в трубку. Затем мне позвонили и позвали на беседу с главой Северо-Западного округа. Штаб ликовал: от местной администрации зависело многое, без её благоволения проводить встречи с избирателями было затруднительно: то нет свободного помещения, то электричества, а то вдруг пожарная инспекция заартачилась… Встречу назначили на 9.00. Я прибыл вовремя и постарался очаровать окружного вождя, который знал нашего Петрова и с симпатией относился к «Реалистам», а когда я сообщил, что отчество моего папы тоже Тимофеевич, он, кажется, проникся ко мне отеческими чувствами и обещал безоговорочную поддержку. Руководители штаба появились, когда беседа заканчивалась. У них был вид проспавших любовников.

Зато они вызвали из Америки своего приятеля – крупного специалиста по предвыборным программам – недоучившегося одессита Сеню, и тот объявил: нашим агитационным гвоздём должна, без всякого сомнения, стать логистика – словечко в ту пору новое и загадочное. Что это такое, Сеня устно объяснить не сумел. Я попросил изложить письменно. Через неделю (каждый день его пребывания в столице щедро оплачивался из моего избирательного фонда) он принёс две странички какого-то бреда про революцию в деле регулирования дорожного движения с помощью умных светофоров. Я послал его в Америку через Одессу и отправился к Ивану Ивановичу с требованием выгнать самозваных политтехнологов к чёртовой материи, чтобы взять новых, нормальных. В ответ он лишь скорбно надломил брови: контракт, подписанный с парочкой, исключал досрочное расторжение, точнее, предполагал выплату чудовищной неустойки. В чём в чём, а в искусстве подсунуть работодателям жульнический договор Боря и Инна, в самом деле, оказались профи.