Турция до османских султанов. Империя великих сельджуков, тюркское государство и правление монголов. 1071–1330 - Клод Каэн

Естественно, каждый очередной победитель избавлялся от подчиненных своего предшественника, и султаны не были исключением. Ала ад-Дин Кей-Хосров со своей стороны тоже стал печально известен своими актами мщения. Но когда он поехал, чтобы выказать свое почтение Газану, тот избавился и от него. Он был предан смерти, а Масуд возвращен на трон, который больше не обеспечивал ему даже достойных условий жизни, и он, как никогда, был отрешен от реальной власти в 702 (1303) году. Власть перешла к Сутаю, а затем к Чупану (Чобану), одному из главных монгольских военачальников, который одержал победу над Сулемишем, а потом по приказу нового ильхана Олджейту примерно в 705 (1306) году взял верх над «принцем крови» Эрендженом. Примерно в это же время султанат исчез при таких неясных обстоятельствах, что современники даже не упоминают их, а более поздние авторы, пытающиеся описать их, расходятся и в датах, и в фактах. Была ли это смерть султана или провал попытки заменить его, уже не имеет никакого значения. Некоторые потомки Сельджукидов выжили, в частности несколько женщин, и дальше будет видно, что кое-кто из знати воспользовался этим родством. Но политически эта эпоха закончилась, хотя, пожалуй, это произошло двумя или более десятилетиями раньше.

После смерти Олджейту (1313 г.), обстоятельства которой не до конца известны, Чобан, бывший настоящим хозяином империи, появился в «Руме», чтобы взять правление на себя, хотя Эренджена не сразу удалось устранить. Однако Чобан не мог там оставаться, и реальная власть перешла к его сыну Тимурташу. Не ясно, почему в 722 (1321) году Тимурташ тоже взбунтовался. Этот мятеж носил не только политический характер, как у его предшественников, но еще и религиозный, поскольку он объявил себя mahdi, иными словами, мессией, которого ждали большинство мусульман, в особенности шииты. Чобану, еще сохранявшему всю полноту власти, было позволено самому поехать и усмирить его. Чобан, возложив всю ответственность на сообщников сына, которых он приказал казнить, привез Тимурташа к ильхану Абу Саиду и испросил для него не только прощение, но даже повторное назначение правителем «Рума». Аксарайи, закончивший свою летопись после возвращения Тимурташа в качестве его протеже, обходит мятеж молчанием и обвиняет Эренджена, который, по его словам, сам взбунтовался против Тимурташа и, в конце концов, был казнен. Этот эпизод, вероятно, имел место после возвращения Тимурташа, но факт остается фактом: мятеж Тимурташа покрыт мраком, но есть некоторые основания полагать, что его причины крылись не в Малой Азии, а в государстве ильханов. В 727 (1326) году после падения Чобана Тимурташ оказался втянут во второй мятеж. Несмотря на сопротивление в Сивасе, на этот раз ему, как и его предшественнику Сулемишу, пришлось бежать в Египет. Но к тому времени международное положение изменилось. Мамлюки заключили мир с Абу Саидом. По этой или другой причине на Тимурташа пало подозрение в организации заговора, и он был казнен в 728 (1327) году.

Один из последних членов этого семейства, Хасан, известный как Кучук (маленький), чтобы отличать его от его соперника Хасана Великого, тоже отметился в истории. Пока шли споры между претендентами на то, чтобы стать преемником Абу Саида, умершего в 1335 году, он поднял мятеж, опираясь на приверженцев своего отца, которых ему удалось собрать в «Руме». Военные действия происходили за пределами «Рума», и те провинции, которые еще оставались неподвластными туркменам, признали Эретну, бывшего наместника Тимурташа, ставшего теперь независимым. Как на самом деле Эретна отреагировал на попытку Хасана, неизвестно. В конце концов Хасан Великий одержал победу в жизненно важных секторах ильханского государства Хулагундов, где основал династию, известную как Джалариды. Однако в действительности эти факты не имели дальнейших последствий для Малой Азии.

Повествование можно продолжать без пробелов вплоть до падения Тимурташа, поскольку в целом все известные факты принадлежат к одному периоду и не демонстрируют никаких существенных изменений. Однако можно с легкостью заметить, что рассказ, содержащий достаточное количество деталей, если брать его целиком, приобретает упрощенные и расплывчатые очертания. Причина в том, что с конца XIII века привычные авторы этого рассказа уходят один за другим: Ибн Биби, в 1282 году, анонимный автор из Коньи – в 1294-м и, наконец, Аксарайи, в основном закончивший свою летопись около 1300 года, но для себя делавший короткие приписки к ней вплоть до 1325 года. В результате нам приходится складывать мозаику из отдельных эпизодов, разрозненных и заведомо неполных. В отношении поведения монгольских правителей можно пытаться найти информацию в источниках государства ильханов, а также в сирийско-египетских в той степени, в которой государство мамлюков имело отношение к происходящему в «Руме». Но читатель заметит, что, как правило, поле деятельности этих правителей больше не выходило за пределы Центральной Анатолии. На самом деле прочтение других источников показывает, что остальная часть страны, конечно, еще существовала, и часто жизненно важные события происходили именно там.

Несмотря на гнев монголов, туркмены никуда не исчезли, скорее даже наоборот. И, просто оставаясь там, где они находились, оккупируя городские поселения, они начали создавать настоящие мелкие княжества. В силу отсутствия научно подтвержденной хронологии, установить которую не представляется возможным, ниже будет сделана попытка описать эти княжества, какими они были в начале XIV века.

Отдавая ему должное, как самому старому и в течение долгого времени самому сильному из туркменских княжеств, начнем с княжества Караманидов. Выше уже было рассказано об их появлении, насколько его можно восстановить, а также об их впечатляющем втором выходе на сцену в 1276–1277 годах. Согласно Афлаки, который жил и писал в Конье в XIV веке, возможно, это Караманиду Мехмед-беку, а не его тезке из Денизли нужно приписать изобретение белых шапок, ставших в то время чрезвычайно модными, что указывает на его влияние. И именно он, в бытность хозяином Коньи, пытался сделать турецкий язык официальным языком государственного делопроизводства, а в своей переписке, возможно, использовал его еще раньше. Это нововведение потерпело неудачу, но тем не менее имеет неоспоримую значимость. Как было отмечено ранее, он считал необходимым всеми правдами и неправдами прикрывать свою власть властью Сельджукидов.

Преемником Мехмед-бека после 1183 года стал один из его братьев Кунари (Гунери?) – Бек. По крайней мере, так его называет анонимный автор «Сельджукнаме», хорошо знакомый с событиями, в которых этот вождь Караманидов принимал участие. Но как ни странно, в отношении его, по крайней мере под этим именем, не сохранилось никаких свидетельств ни на монетах, ни в надписях, ни в каких-либо хрониках, даже у Шикари. Возможно, у него было еще какое-то имя, помимо почетного имени Маджад ад-Дин, однако в текстах с 683 (1284) по 699–700 (1299–1300) годы слишком мало информации, хотя, согласно «Сельджукнаме», в те годы он был еще жив. По этой причине, вероятно, лучше просто вставить его между Мехмедом и Махмудом, младшим сыном Карамана, который, как известно, был главой Караманидов в начале следующего века. Его отношения с соседними державами показывают, что он был противником монголов, как его отец, но ему больше хотелось играть свою роль под прикрытием сельджукских султанов, чем бунтовать против них, если он мог этого избежать. В исаврийском (Западном) и киликийском (Центральном) Тавре он правил Эрменеком и Мутом – старыми центрами фамильной власти, но к ним он добавил Ларанду на внутреннем плато и Аланью на побережье, и его влияние простиралось на северо-запад до района Эрегли и почти до Нигде. Сделанная еще одним неизвестным Караманидом в 700 (1300) году надпись показывает, что это семейство начало проявлять интерес к поддержанию городских религиозных фондов. Нужно помнить, что Караманиды несколько раз пытались поставить под свой контроль Конью – фактическую столицу соседних с ними территорий и резиденцию Сельджукидов. В 1311 году при не вполне известных обстоятельствах преемник Махмуда Муса оккупировал Конью, невзирая на сопротивление акхи, и Чупану снова пришлось захватить ее. Тимурташ защищал против них район Нигде, но Аксарайи, хорошо знавший об этом, впоследствии писал, что благодаря своим хорошим отношениям монгольскому правителю удалось заключить мир с туркменами, возможно, уже после их мятежа, и едва ли можно сомневаться, что примерно в это время Конья окончательно перешла в руки Караманидов. На самом деле, монголов больше не заботил этот регион, или они оказались не в том положении, чтобы эффективно контролировать его. В конце концов, жители города решили не падать духом, посчитав, вероятно, что лучше принять неизбежное и таким образом облегчить свои тяготы. Возможно, в каком-то отношении туркмены казались им предпочтительнее монголов. Кроме того, Караманиды начали становиться заметно более цивилизованными, что делало их еще более приемлемыми. Купцы никогда не прекращали проходить через их территорию, а завоевание Аланьи, возможно, свидетельствует об их желании иметь собственный выход к морю. В любом случае они начали делать пожертвования в пользу мечетей и других мусульманских фондов, играя обычную роль хороших мусульманских правителей, которыми Караманиды стремились стать.