Турция до османских султанов. Империя великих сельджуков, тюркское государство и правление монголов. 1071–1330 - Клод Каэн

Во время его отсутствия Ибн Катир, который до этого поддерживал политику перване и, будучи правителем Нигде, мог с легкостью связаться с Бейбарсом, призвал войска мамлюков войти в город – перване мог даже не знать об этом, – чтобы предотвратить последствия его возможного сближения с монгольским сюзереном. Однако Бейбарс соглашался ввязаться в подобное предприятие только при условии проведения особой встречи в Кайсери с эмирами, которые клятвенно подтвердят свое участие. Естественно, что такая процедура не позволяла обеспечить секретность, и Ибн Катир, испугавшись, что будет убит той группой, которая делала вид, будто поддерживает его, только для того, чтобы его разоблачить, был вынужден первым покончить с ними. Сын перване, замещавший его на время отсутствия, не мог оказать прямого сопротивления, в особенности учитывая то, что Ибн Катир захватил самого султана. Когда мятежный военачальник отвез султана в Нигде, он удалился в фамильное владение Токат, где мог ждать и наблюдать (1276 г.).

Заговорщики решили (или были вынуждены) действовать стремительно. Бейбарс никогда не предпринимал кампанию в разгаре лета. Когда время пришло и он смог выступить, перване уже возвращался назад, и сопровождавшие его монгольские войска не оставили ему другого выбора, кроме как драться с мамлюкским султаном, успокаивая себя тем, что позже, в случае победы мамлюка, он сможет похвастаться тем, что сам заманил врага в ловушку. Малолетнего султана удалось отбить, а Ибн Катир, спрятавшийся в Лулу, был выдан местным военачальником. Согласно монгольскому обычаю, был созван большой судебный курултай, где присутствовали военачальники армии Ильханидов. Султан был прощен по малолетству и с учетом оказанного на него давления, но Ибн Катир и остальные, хотя они отрицали свое участие в интригах перване, а может быть, именно по этой причине, были казнены. В то же время Бейбарс отправил в заключение тех турецких эмиров, находившихся в его лагере, родственники которых отреклись от него.

В общем, все это было бы не слишком серьезно, если бы речь шла просто о сведении счетов между различными представителями знати. Но чтобы начать мятеж, Ибн Катир предоставил свободу действий и даже щедро поощрил соседних туркменов, в особенности Караманидов, которые вступили в прямой контакт с Бейбарсом. «Потом, – пишет Аксарайи, – великолепное государство Сельджукидов внезапно рухнуло». Мухаммед ибн Караман и его люди не остановились на том, что напали на небольшой отряд монголов, наблюдавших за их территорией. После падения Ибн Катира правитель Нигде попытался напасть на них в районе Эрменека, но был разбит. Можно себе представить, как это вдохновило мятежников. Войска, посланные сыновьями Фахр ад-Дина Али из Карасизара, и другие, прибывшие из Антальи в то время, когда «царь побережья» готовился к обороне Коньи, добились лишь небольшого успеха, но не смогли даже предотвратить ограбление франко-армянского торгового каравана. Возможно, в этот момент в конце зимы, которая благоприятствовала им, туркмены могли бы, наконец, остановиться, если бы до них не дошли изменившие все вести о вторжении Бейбарса.

Несмотря на поражение его опрометчивых союзников или благодаря тому, что требовалось в определенной степени отомстить за него, чтобы обеспечить лояльность оставшихся, Бейбарс решил предпринять давно планируемый поход, в котором он полагался на содействие туркменов, некоторых эмиров и, возможно, перване. Позже перване был обвинен в том, что он так сильно преуменьшил опасность этого вторжения для монголов, что, несмотря на предостережения Левона II Армянского, защита Малой Азии была организована вполсилы. Концентрация имевшихся войск еще не была завершена, когда из Эльбистана пришло сообщение о появлении египетской армии, наступающей на Кайсери. Секретарь Бейбарса Мухьи ад-Дин ибн Абд аль-Захир в своем описании жизни своего хозяина сохранил дневник этого похода. Битва состоялась вблизи Эльбистана на верхнем Джихане. Она стала сокрушительным поражением монголов, почти все военачальники которых были убиты или захвачены в плен. Даже контингент перване, который монголы из-за подозрений не стали использовать, оказался в числе побежденных, и большое число командиров, включая его сына, оказались в плену (10 Dhu’l-Qa’da 675 (16 апреля 1277) г.). Теперь ничто не могло остановить наступление победителя на Кайсери, и через пять дней он вошел туда, в то время как Муин ад-Дин с султаном и Фахр ад-Дином Али нашли убежище в Токате. Какая-то часть эмиров окружили Бейбарса, и, согласно церемонии воцарения сельджукских князей, мамлюкский султан был посажен на трон. Египтян восхитили общественные здания города, а также богатства перване и его друзей, часть которых попала к ним в руки.

Однако Бейбарс очень хорошо понимал, что недостаточно было оказаться на троне, чтобы считать свою победу окончательной. Если не считать туркменов, общего восстания в Малой Азии против монголов в его пользу не случилось. Возможно, мамлюкский султан сбил с толку некоторых своих приверженцев тем, что возражал против мер, которые они хотели принять в отношении христиан, в которых поголовно видели пособников монголов. В любом случае армию нужно было кормить, и в этом смысле от сокровищ Кайсери было мало пользы. Если бы он только знал, что готовил перване! Он прислал Бейбарсу письмо с просьбой подождать. Бейбарс прекрасно понял, что это означает. Он победил не все монгольские силы, и теперь сам Абага готовил скорое вторжение, собирая войско гораздо более сильное, чем то, которое Бейбарс разгромил. В таких обстоятельствах он решил, что нужно отступить, что он и сделал 28 апреля. На этот раз он шел не по той дороге, по которой наступал, рассчитывая найти продовольствие для своих воинов. Несмотря на то что Бейбарс продемонстрировал свою силу, это была одновременно демонстрация границ этой силы.

Однако тем временем Караманиды, для которых обстоятельства складывались более удачно, сами начали широкомасштабное наступление. Получив подкрепление в лице Эшрефа и Ментеше (в это время их имена впервые упоминаются в истории, но они еще встретятся нам), они атаковали Конью, которая пала, оказавшись вне досягаемости для какой-либо помощи. Ее правитель, по-видимому, отказался положиться на народную милицию в лице акхи, которых подозревал – возможно, несправедливо – в пособничестве туркменам. Туркмены нашли некоего Джимпи (прокаженного), выдававшего себя за Сиявуша, сына бывшего султана Изз ад-Дина. После ухода Бейбарса более настоятельной стала необходимость иметь султана законного происхождения, который мог бы сплотить их и подогреть энтузиазм. Переговоры с Изз ад-Дином действительно велись в Крыму, но, чтобы приехать или прислать одного из своих сыновей, ему потребовалось бы слишком много времени. Поэтому туркмены притворились, что признают легитимность фальшивого Сиявуша, который был провозглашен султаном. Ему вручили монаршью эмблему, взятую из гробницы Кей-Кубада, и женили на находившейся в то время в Конье дочери султана Рукн ад-Дина. Естественно, что новый султан сделал своим визирем Мехмеда ибн Карамана и раздал титулы и должности знатным туркменам. Весьма примечательно, что последние, не зная ни арабского, ни персидского языков, учредили канцелярию на турецком языке – нечто доселе невиданное в Малой Азии сельджуков.

Однако незадолго до этого в Западной Анатолии был создан воинственный отряд для наблюдения за туркменами, обитавшими на границах. Эти люди были известны под именем гермиян и по происхождению были, вероятно, курдо-турецкими метисами, до тех пор обитавшими где-то к востоку от Малатьи. Баха ад-Дин – «царь побережья» – и сыновья Фахр ад-Дина Али в Карахисаре объединились с ними и попытались драться с туркменами. В бою, состоявшемся к северо-востоку от Коньи, по соседству с Алтунташем, Баха ад-Дин и сыновья Фахр ад-Дина были убиты. Успех всколыхнул энтузиазм туркменов и привлек к ним новых сторонников. Авантюрист захватил Аксарай и сделал его своим личным владением.