Турция до османских султанов. Империя великих сельджуков, тюркское государство и правление монголов. 1071–1330 - Клод Каэн

Одновременно с этим Муин ад-Дин покончил с теми, кто вызывал подозрения, не говоря уже о своих личных соперниках. Назначение Фахр ад-Дина Али визирем в строгом смысле слова, иначе говоря, передача ему контроля над администрацией, ни в коей мере не затрагивало верховенства Муин ад-Дина, который в одной из надписей назвал себя «царем эмиров и визирей». Тем временем изменения, начавшиеся сразу же после сражения при Кёсе-Даге (1243 г.), становились все более заметными. Под предлогом оплаты затрат, связанных с обязанностями визиря, Фахр ад-Дин, точнее, его сыновья получили Кютахью, Сандикли, Гургурум, Акшехир, а позже Карахисар (Афьон). Родственнику Муин ад-Дина Баха ад-Дину вместе с титулом malik al-sawahil («царь побережья») были пожалованы в автономное управление Анталья и другие южные приморские провинции. Масуд ибн Катир, в течение долгого времени бывший приверженцем перване, стал беклербеком и получил на правах икта Нигде, контролировавший центральную часть киликийского Тавра. И наконец, сам перване получил мощную крепость Токат и другие территории Данишмендидов, а позже еще и Синоп. Все это были регионы, которые в некотором отношении представляли собой марки (владения), где концентрация власти в руках независимого правителя перед лицом возможного врага в лице греков, армян или даже туркменов тоже могла иметь определенные преимущества. Со своей стороны Тадж ад-Дин Мутазз, в обязанности которого входили выплаты по займу, взятому у монголов, получил в качестве гарантии Кастамону, а вскоре после этого Аксарай и Девеликарахисар.

Синоп уже был упомянут. На самом деле в 657 (1259) году, согласно Ибн Шаддаду, и в 1254 году, согласно колофону одного греческого манускрипта, жители Трабзона (Трапезунда) воспользовались беспорядками в государстве сельджуков и отвоевали город. После сложных операций, проведенных с использованием сил подошедших из провинции Данишмендидов одновременно и по суше и по морю, а также из Самсуна, остававшегося турецким, город был захвачен снова. А после смерти Хулагу (1265 г.) перване, приехавший выразить почтение новому ильхану Абаге (Абаке), получил от него Синоп в свое личное владение. Как указывает надпись, он немедленно начал восстанавливать его и превращать в хорошо укрепленную и строго мусульманскую базу.

На протяжении всех лет, когда его имя имело определенную значимость, Рукн ад-Дин, судя по всему, был всего лишь пассивной марионеткой. Достигнув зрелости и устав от этой ситуации, он стал по-детски несдержан на язык. После того как он выразил свое неодобрение передачей Синопа в собственность Муин ад-Дина, последнего с легкостью убедили, что он планирует заговор против него. Абага уполномочил его строго расправляться с турками, кем бы они ни были. Во главе отрядов турецко-монгольских войск он начал наступление на Аксарай. Между ним и Рукн ад-Дином произошла бурная ссора, и в результате на пиру (1265 г.?) Рукн ад-Дина задушили. Его место занял его сын Кей-Хосров III, который в силу своего возраста – от двух до шести лет от роду – не мог никому угрожать и при котором перване назначил сам себя наставником и регентом.

С того момента в течение нескольких лет летописи не сообщают практически ничего, по крайней мере в военном отношении. Очевидно, что это признак относительной стабилизации. Благодаря этому у сельджукских войск появилась возможность помогать войскам монголов на сирийской границе в борьбе против мамлюков, войска которых концентрировались в среднем течении Евфрата и даже дальше и, конечно, на границе с Кавказом против враждебных им сородичей с территории нынешней России (Золотая Орда). Мало-помалу было достигнуто непростое, но логичное взаимопонимание с армянами из Киликии, которые, как и сельджуки, были вассалами и союзниками монголов и врагами Бейбарса и которые, как и они, хотели бы оттеснить туркменов.

И все же в ситуации Муин ад-Дина можно было заметить медленное ухудшение, отчасти вызванное его амбициями, отчасти алчностью и подозрительностью его монгольских хозяев. Муин ад-Дину так не хотелось признавать чью-нибудь власть, кроме своей собственной, что, в конце концов, когда Фахр ад-Дин получил от бывшего султана Изз ад-Дина требование прислать ему денег, он велел арестовать его. Сыновья Фахр ад-Дина, приехав к Абаге, добились его освобождения и восстановления в должности визиря. Немногим проще для перване было терпеть монгольских агентов, и вовсе не потому, что он враждебно относился к монголам, а просто потому, что ему хотелось быть их единственным представителем в «Руме». Естественно, что теперь эти агенты усиливали свою деятельность. Создается впечатление, что, возможно, из страха перед интригами мамлюков Абага решил, что нужно обзавестись в «Руме» своими прямыми информаторами, уполномоченными по ходу дела даже проявлять личную инициативу. Из осторожности, а также чтобы учредить для них что-то наподобие уделов, он отправил в «Рум» нескольких приходившихся ему родней князей, которые считали своей обязанностью внедриться в администрирование налогов и назначение официальных лиц под предлогом обеспечения выплат по долгам, которые по-прежнему оставались просроченными. Все это стало причиной трений между ними и перване.

Ввиду не только этого, но также неудач, которые монголы потерпели в своей борьбе с Бейбарсом, Муин ад-Дин, возможно, начал подумывать о том, что нужно договориться с последним об обеспечении определенной безопасности для себя. По крайней мере, такое впечатление создается, но не из источников в Малой Азии – те хранят об этом молчание, – а из сочинения «Жизнь Бейбарса», написанного сирийско-египетским автором Ибн Шаддадом. Возможно, мысль о том, чтобы отойти, была инициативой самого Абаги. Не будучи прирожденным завоевателем, как его предшественники, Абага, считавший продолжение экспансии невозможным и стоявший перед лицом разрыва со своими сородичами из Золотой Орды, как и перване, он стремился к миру, который позволил бы ему провести внутреннюю реорганизацию на разоренных войной территориях, доставшихся ему в управление. По его запросу Самагар – его родственник и представитель в «Руме» – и перване прощупали почву в отношении условий для заключения мира с Бейбарсом, а затем миссия мамлюков в сопровождении Муин ад-Дина посетила Абагу (1272 г.). Компромисса достичь не удалось, и на следующий год монгольская экспедиция, в которой Муин ад-Дин принимал участие, направилась в сторону Биреджика (Биры), расположенной у поворота Евфрата. Во время своего визита к Абаге перване попросил его отозвать своего брата и представителя Аджая вместе с Самагаром. Поскольку отзыв был отложен, перване боялся, что Аджай, узнав об этом, предложит Бейбарсу начать кампанию в Малой Азии, пообещав в случае согласия стать его вассалом. Однако, поскольку Аджай был отозван, переговоры прервались. Простые военачальники, сменившие «принца крови», были более сговорчивы, но Абага не собирался ослаблять свой контроль в тот момент, когда международное положение сделало его необходимым как никогда, поэтому новые правители – нойоны – получили приказ слать подробные отчеты об управлении страной, включая то, как ведет дела перване. Вероятно, были проведены налоговые реформы. Муин ад-Дин, желая, чтобы войска Бейбарса подошли ближе, и в то же время опасаясь скомпрометировать себя, подтолкнул его напасть на своего соседа-армянина Левона II, вассала монголов, хотя до этого перване старался поддерживать мир с Левоном. В 1275 году Аджаю разрешили вернуться в Малую Азию. На основании одного источника, вероятно полученного Ибн Шаддадом из посольских отчетов, трудно в точности воспроизвести всю последовательность интриг. Почти не вызывает сомнений, что Аджай пытался избавиться от перване, а последний в свою очередь пытался избавиться от Аджая, чтобы укрепить свои отношения с Бейбарсом, когда Абага, наконец, получил некоторое представление о том, что происходит. В 1276 году новую кампанию против Биреджика, предпринятую с участием объединенных войск, пришлось прервать из-за возникших разногласий и взаимного недоверия. С тех пор Муин ад-Дин уверился в том, что единственно возможная политика – это двуличие, однако она тоже оказалась затруднена из-за того, что позиция тех, кто его окружал, стала более явной: одни склонялись в сторону Бейбарса, как защитника ислама, другие в сторону монголов, либо исходя из личных интересов, либо из страха перед их несокрушимой силой. Курдский военачальник Бичар, после того как он спровоцировал убийство армянского епископа Эрзинджана Саркиса, который имел большое влияние на Абагу (но не на перване), бежал в Египет, как раз в то время, когда перване сопровождал сестру малолетнего сельджукского султана в Тебриз на ее предстоящую свадьбу с ильханом. Именно тогда открыто разразилась скрытая до тех пор драма, хотя невозможно сказать, насколько это совпадение было спланировано Муин ад-Дином.