Спящая в огне - Карина де Сантис

сильно хотелось рассказывать единоутробной сестре о том, что они родственницы. Она просто хотела передать ее душу, если таковая, конечно, была, Древним Девам. Мало ли, какие несчастья могут случиться во время Отбора. И если бы эта мерзкая целительница не нашла ее в потайных покоях, то она бы сдержалась и не раскрыла правду. Но ей хотелось увидеть чужую реакцию на правду после этого вероломного вторжения. Она сломила ее, младшая правительница отчетливо видела это в чужих глазах. А после того, как Этна еще и увидела ту, что добровольно отказалась от своей дочери, младшая королева жалела, что лично не проводила сестрицу к портретам родителей, чтобы насладиться чужой болью. Представляя, как отвратительно было Этне и какие «приятные» чувства одолевали ее в тот миг, Меланта невольно улыбалась. Пусть проваливает в свои леса и благодарит брата Смерти за то, что ее вообще не убили и позволили вернутся к привычному укладу жизни. Неблагодарная тварь.

Уже после, размышляя о том, как мало страданий доставила младшая из названных сестер целительнице, ей хотелось вернуть ее сюда. Запереть в темнице. Издеваться. Наблюдать, как она истекает кровью. Уничтожать ее словами. Поить отравленной водой. Она слишком просто отделалась. Нужно было заставить страдать Этну так, как страдала сама Меланта, хранящая тайну, способную подставить ее и привести к краху Двора. Одному Жизни известно, что может случиться, обнаружь кто-то этот обман. Виновна, несомненно, Валенсия, но отдуваться за грехи матушки придется ей, Меланте. А этого хотелось меньше всего.

Дни после Отбора протекали своим привычным чередом. Меланта даже забыла о том, что однажды в ее жизнь беспардонно ворвалась близнец, постаравшись испортить все. Но эти мысли довольно быстро улетучились из ее головы, стоило тем же вечером, выбрав себе Ундину из шаманок в камеристки, отправиться на бал. Там собралось все высшее сословие Юга. Каждый и каждая лично хотели поздравить королев с удачным завершением Отбора и пообщаться с их приближенными. Не каждый удостаивается подобной чести.

Конечно, сначала пришлось пояснить камеристке некоторые правила и, хоть ее и раздражало ее подхалимство и желание угодить, Меланта была рада, что выбрала именно Ундину. В случае чего, она сослужит ей отличную службу и поможет в некоторых вещах. Ей еще предстоит научиться многим вещам, но она способная, это сразу было видно. Она из тех, кто готова довести все до совершенства и, если бы не ее длинный язык и бездумная хвала собственной работы, то ей цены бы не было.

Бал был блистательным. Меланта ждала его всю свою осознанную жизнь. И вот теперь, окунувшись в его яркие лучи, сладкую выпивку и внимание, она была счастлива. Пусть сестры и не одобряли, но ей нравилось танцевать с разными юношами, беспечно смеяться над их шутками или над ними самими, не боясь оскорбить. Пусть терпят и благодарят, что сама королева Форланда обратила на них свой взор. А еще ей нравилась выпивка. Этого Эрика и Элиса тоже не одобряли.

Они были слишком серьезными, ее старшие сестры. Упрекали тем, что Меланта совсем не думает о выборе фаворита и своем здоровье, которое было необходимо для рождения наследника. Или наследницы. Сами старшие королевы пили мало и изящно, вели сдержанные разговоры и держались тех, кого выбрали в фавориты. Да, у них уже были юноши, с которыми они были готовы разделить постель! И этим ее вечно упрекали. Куда торопиться? У них было еще по меньшей мере три года, чтобы можно было спокойно насладиться этой красивой жизнью и влюблять в себя того, кого хочется. А вот потом можно будет найти фаворита. Сестры были глупы. Они влюбились в тех, кому собрались подарить себя. Какой смысл питать любовь к юноше, если ему суждено умереть? Он лишь сосуд с душой для будущего чада и не более. Важно выбрать себе красивого фаворита и кроткого на язык, потерпеть его пару месяцев и забыть, как сон на утро.

Меланту не слишком заботил тот факт, что она не выбрала себе никого. У нее было слишком много юношей, которые нравились ей. С ними было интересно разговаривать, прогуливаться по саду и танцевать. А их тайные поцелуи и объятия добавляли жара в эти запретные встречи. Запретные действия. Такое поведение было недопустимо для королевы, но Меланта ничего не могла поделать с собой. Со смертью Валенсии с нее будто сняли невидимые оковы. Пока была жива матушка она никогда не сводила с нее глаз. Не позволяла вольно общаться с кем вздумается и тем более пить много. Следила за речью дочери, манерами, дурацкой осанкой, постоянно напоминая о том, что она будущая королева, что все смотрят на нее, что никому не нужны слухи и сплетни. Но теперь ее больше не было рядом и можно было вдоволь насладиться нарушением всех запретов.

Благо, Ундине хватало благоразумия не одергивать ее и не говорить о том, как не по-королевски ведет себя младшая правительница. Несмотря на чужую самовлюбленность, она все же была умна и знала, когда стоит заткнуться и просто насладиться роскошью, к которой она совершенно не привыкла.

В государственных делах, светских приемах и прогулках пролетели две недели. Ундина уже лучше справлялась со своими обязанностями, везде следуя за своей госпожой, оставляя ее лишь тогда, когда было велено. И все было хорошо. Если бы это поганое отродье не заявилось вновь ко Двору.

Меланта понятия не имела, как Этне удалось проникнуть внутрь, минуя стражу на воротах и пробираясь по коридорам замка, где все сразу бы поняли, что она чужачка. С ней был тот русал, которого она видела на Отборе. На рассвете эти двое проникли в ее спальню. Младшая правительница даже не успела позвать Ундину, что спала рядом в спальне поменьше.

Комната, освещенная лучами проснувшихся светил, была бледной и теряла привычные очертания. Тело не хотело слушаться, но Меланта заставила себя сесть, чувствуя, как все внутри охватывает страх. Она не привыкла бояться. Она никогда так не боялась. Язык будто присох к нёбу, а тело отказывалось повиноваться. Мир замедлился. Ужасно замедлился, пугая. Ей хотелось ругаться и кричать, но все, что она могла — это просто сидеть среди своих многочисленных лиловых подушек, взирая, как морская тварь ухмыляется, скрещивая руки на груди, а та, кому она милосердно позволила уйти на Север, приближается к кровати. На ее ладони медленно горел огонь, а на лице была ледяная маска спокойствия. И Меланта не знала, что ее пугало больше — пламя на руке чудовища или ее эмоции. А может это вообще была