Кто правит бал - Фридрих Незнанский

Грязнов. Кто поручил вам обработку Ожегова?

Бондарев. Не знаю. С начальством беседовал Юркевич. Меня он инструктировал уже по дороге.

Грязнов. Вы же понимаете, что вам нет смысла запираться. Еще раз повторяю вопрос: кто дал вам поручение?

Бондарев. Я на самом деле не знаю. Могу только догадываться.

Грязнов. И о ком вы догадываетесь?

Бондарев. Думаю, это был Иванов. Теперешний заместитель директора ФСБ.

Грязнов. Что вас вообще связывает с органами?

Бондарев. Я служил в спецподразделении КГБ, но в девяносто втором был ранен и ушел в отставку. Позднее у меня были трудности, я много пил, подсел на иглу… Кто-то устроил меня в закрытую клинику, от наркозависимости я избавился, пристрастие к алкоголю тоже исчезло. Потом мне внезапно предложили хорошую непыльную работу инструктора в охранном агентстве. И довольно много времени спустя вдруг напомнили, что долги нужно отдавать. Дальше мне звонили или присылали письменные инструкции, где и что я должен делать, а мой валютный счет в банке неуклонно рос.

Грязнов. Какого рода поручения вы выполняли?

Бондарев. В основном зачистка. Уничтожение трупов, следов чьего-то пребывания…

Грязнов. А Юркевич?

Бондарев. Юркевича примерно пять месяцев назад навязали мне в напарники и фактически в начальники. Он, по-моему, продолжал служить в ФСБ.

Грязнов. Почему вы решили, что именно Иванов стоит за убийством Ожегова?

Бондарев. Потому что в легенде, которую я излагал Ожегову, он упоминался как честный человек, это раз. И еще, наверное, Юркевич однажды сказал, что наш шеф который год безуспешно ловит сам себя, а Иванов, кажется, как раз этим и занят, то есть борется за чистоту кадров и против коррупции в органах.

Грязнов. А как осуществлялась обратная связь? Как вы сообщили, например, о том, что Юркевич мертв?

Бондарев. У меня был номер телефона и строгое указание звонить только в крайнем случае.

Грязнов. И куда вы доставили труп Юркевича?

Бондарев. Я позвонил, и мне приказали привезти его на пятнадцатый километр Волоколамского шоссе. Там уже ждал фургон. Труп перегрузили, в ваш джип сел один из приехавших и тут же отчалил, а мне рассказали, как пройти к остановке электрички.

Грязнов. Сколько их было?

Бондарев. Трое, никого из них я раньше не видел. Но думаю, все они из конторы.

Грязнов. Из ФСБ?

Бондарев. Да.

Собаки лают где-то над головой. В соседней комнате охранники вскакивают, опрокидывая стулья, в комнату кто-то входит, собака уже совсем рядом. Несси прячется в сейф и прикрывает за собой дверцу.

— Только не захлопни, — шепотом орет Турецкий.

На мониторе серое, размытое пятно. Реддвей чертыхается и смотрит на часы — Несси там уже около часа. Долго, неоправданно долго.

Судя по голосам, в соседней комнате трое мужчин и собака, причем собака, несмотря на окрики хозяина, рычит и срывается на лай.

— У них сработала сигнализация, где-то нарушение периметра, — переводит Реддвей отдельные реплики, которые удается разобрать. — Не дай бог кто-то из наших, придушу собственными руками.

Можно только догадываться, что там происходит, — очевидно, ищут место по мониторам. Кажется, нашли. Слышно, собака рвется с поводка и, поскуливая, царапает когтями пол. Она, пожалуй, единственная знает, где находится источник настоящей угрозы, и, если б ей дали волю, немедленно ринулась ее ликвидировать. К счастью для Несси, люди не понимают истинной причины псиной тревоги, списывая ее нервное поведение на боязнь грозы. В ответ на недовольный окрик проводника собака заскулила, но с упрямством хорошо выученной скотины продолжала, взлаивая, тянуться в сторону сейфа.

— Какая — как это по-русски? — сука! — в сердцах брякнул Реддвей и попытался вскочить в тесном фургоне.

А собака продолжает бесноваться, раздается звук удара, и она снова скулит. Кто-то подходит к двери в комнату с сейфом и захлопывает ее. Теперь слов вообще не разобрать, собаки не слышно, но не факт, что ее увели.

Несси осторожно покидает свое убежище, подходит к двери и прислушивается — тишина. Она снимает свою камеру и подсовывает в щель под дверью. Реддвей просто впивается глазами в экран. В комнате по-прежнему двое: один, как и Реддвей, прилип к мониторам, другой склонился над столом и, что он делает, разобрать невозможно, но он сидит вполоборота к двери. Турецкий посмотрел на часы: 4:40. Через час начнет светать, и группу прикрытия придется снимать или начинать штурм, чтобы вытащить Ванессу.

Реддвей шепотом «уговаривает» охранника отвернуться, но тот продолжает сидеть как сидел и ковыряться в каком-то свертке.

Ванесса закрыла сейф и готова по команде Реддвея стартовать обратно в подвал, но ей придется еще открыть замок и пересечь комнату, на это нужно по меньшей мере секунд десять.

Реддвей очень надеялся, что ждать придется недолго, у них же тревога, должны бегать как ужаленные, а они сидят и в ус не дуют. За окнами фургона бушует настоящий ливень.

Прошло еще пять минут — все по-прежнему. Реддвей схватился за рацию.

— Первый! У вас там есть поблизости столб, линия электропередач?

— Триста метров.

— Ждите молнию и рвите провод, а лучше ломайте столб, у вас будет не более пяти секунд.

Ванесса слышала указания Реддвея и напряглась, приготовившись к прыжку.

Но теперь не было молний. Если еще десять минут назад они сверкали одна за другой, сотрясая небо раскатами грома, то сейчас ветер относил грозу на запад и молний не было.

— У них наверняка есть аварийный генератор, — заметил Турецкий.

— Конечно есть, но ей хватит и минуты.

В окно фургона с размаху стукнулось что-то мокрое и темное. Реддвей вздрогнул — нервы были на пределе.

— Птица, — успокаивающе произнес Турецкий. — Орлята учатся летать.

Реддвей недовольно посмотрел на напарника и забарабанил пальцами по колену. Где же эти молнии, черт бы их побрал? «Ну же, давай! — то ли просил, то ли требовал у неба Реддвей, сжимая кулаки с риском сломать себе пальцы. — Ударь же!» Но небо словно издевалось. Тучи уносило на запад, и вместе с ними уходила все дальше от монастыря гроза.

Турецкий хмурился, уже больше глядя в окно, чем на экран. Если в ближайшее время не полыхнет, придется придумывать что-то без расчета на природные явления. Только вот что?

— Смотри, это филин, застрял и поджарился, — заржал охранник у монитора, он включил рацию и доложил кому-то, его напарник даже не пошевелился.

Турецкий напряженно смотрел в окно, настолько напряженно, что чуть не просмотрел то, чего ждал. Слабый отсвет в тяжелом, набухшем небе. Реддвей начал обратный отсчет: