Окаянная сила - Далия Трускиновская

Алена, держа в левой руке корзину, правой показала на девку.

— Анна? Мария? Марьяна? — спросила она.

— Катрине, Катрине! — разом ответили родители.

— Катерина. Ладно.

Она сделала рукой движение, которое на всех языках означает — за мной! И поспешила прочь, и — вниз по лестнице, и — вон из этого дома с этой страшной вонючей ношей!

У дверей она поманила за собой отца несчастной девки. Вывела его на улицу и там на мгновение растерялась. Река была где-то поблизости а как к ней добраться, Алена не понимала.

— Дунюшка, подруженька! — позвала она. — Выйду, благословясь, пойду, перекрестясь, из дверей в двери, из ворот в ворота под ясное небо, под чистые звезды, под ясное солнце, под луну, под всю Божию колесницу, прямо к синей речке, там камень-пенья, коренья, желтые пески, крутые бережки. Ты, камушек, откачнись, а ты, Дунюшка, отзовись!

Река прислала прохладное свое дыхание, погладила щеку. Алена посмотрела на своего спутника, который во всем ее бормотании ровно ничего не понял, и взглядом позвала его за собой.

Они вышли к набережной.

Сообразив, что содержимое корзинки должно попасть в воду, девкин отец повел было Алену на мост, составленный из больших плотов, но она показала рукой, что мост не годится, и спустилась с ним туда, где ждали господ лодочники.

Сев в лодку, Алена поставила на дно корзинку и вздохнула с некоторым облегчением.

Теперь следовало искать водный перекресток.

Это могло быть место, где одна река впадает в другую. Но Алена, поладив с речкой Дунюшкой, уже поняла, что поблизости таких рек нет. А выходить в самое устье, где речная вода мешается с морской, она не хотела. Речную-то воду, пресную, она понимала, и каждая скользящая по-над самым дном струйка говорила уж внятным ей языком, а что там с морской выйдет — еще неведомо. Да и отзовется ли морская вода на имечко «Ульяна»? Может, у нее иное, здешним людям ведомое, а чужой ведунье она откликаться не пожелает?

Потому Алена показала рукой вверх по течению, где тянулись узкие и длинные островки. Были там и другие, ниже по течению, но до этих, казалось, рукой подать, а до тех — грести и грести. Нужно было найти место, где рукав возвращается в реку, и утопить там корзинку с «бесовской пастью».

Корзинка же настолько отяжелела, что должна была бы не только камнем пойти ко дну, но и навеки там остаться. Алена задумалась на минутку — не рыбачат ли тут неводом, не вытащат ли из воды средоточие зловредной порчи?

И отмахнулась от мыслишки. Когда еще вытащат! А девку ей сейчас спасать надо. Не ради самой девки — никаких добрых чувств ее чумазая засаленная рожа у Алены, понятное дело, не вызвала. А ради куска хлеба и своего доброго имени. Алена понимала, что от сегодняшнего дела зависит, как она, чужая, на нездешнем языке говорящая, приживется в городе.

Лодочник греб, поглядывая исподлобья на странную пару — почтенного и осанистого немецкого дворянина, хоть и из провинции, коли судить по старомодному наряду, и малорослую девку в удивительном темно-синем платье, со связанными на спине длиннейшими рукавами, на вид польского покроя. Они не разговаривали, но связь между ними сейчас была крепчайшая — дворянин глядел на девку во все глаза, и каждое движение ее маленькой руки было для него превыше королевского приказа, а девка время от времени взглядывала на дворянина и кивала, как бы сообщая — всё идет должным образом.

Правой рукой, опущенной за борт, она вела по воде, в чем тоже было что-то подозрительное.

Вдруг она подняла левую руку. Дворянин весь потянулся к девке, а она пальцем указала на воду так вразумительно, как ежели бы сказала: «Здесь останови!»

Перекресток был подходящий — даже не два рукава сливались в один, а целых три, так что неожиданно образовался полезный при отделывании опасной порчи крест. Три острова было там — Заячий, Девичий и остров Луцава. Два узких рукава и третий, гораздо их шире, сошлись и слились, и Алена почуяла рукой, как наложились друг на друга стелющиеся по дну водные дорожки.

Лодочник ударил веслами, удерживая лодку, и завернул ее боком к течению. Алена достала корзинку. Тяжесть в ней была неимоверная.

— Отче наш, иже еси на небесех, — начала Алена молитву и неторопливо, внятно дочитала ее до конца.

Затем положила руки на корзинку.

— Ты, вода Ульянушка, течешь, журчишь и живешь. Как ты, вода, идешь, так ты, сатана, в рабе Катерине живешь, ее ртом жрешь! Выйди из рабы Божией Катерины, из нутра, живота, из плеч, из очей. Не выйдешь добром, то пойдешь худом: святой Юрий придет, бичом настегает, святой Егорий придет, копьем заколет, а святой Михаил сечкой засечет, огнем сожжет, пепел твой по белу свету разнесет. Тут тебе не быть, не жрать и не пить! Иди туда, где солнце не светит и ветер не веет!

Алена спихнула корзинку с борта, и та камнем канула на дно. Лодочник в изумлении уставился на то место, где образовалась узкая, глубокая и не желающая затягиваться воронка.

— Камень-пенья, коренья, желтые пески, крутые бережки, рабе Катерине здоровье, а воде — чертовы рога! — возгласила Алена, закрещивая воронку. — Крест на Катерине рабе, а жор дьявольский — реке. Кто из реки всю воду выест и не взалкает, и тот бы мое слово не превозмог, мой заговор не расторг! Аминь!

Не понравился реке Дунюшке такой вонючий подарок, ну да делать нечего. И земле, и песку, и воде много чего приходится терпеть от ворожей и ведуний. Воронка подержалась еще малость — и сошлась над корзинкой вода.

Алена перекрестила реку с благодарностью, а затем махнула рукой в сторону города — мол, возвращаемся.

Теперь уж нужно было спешить. Тот, кто на девку порчу накинул, непременно объявиться должен. И главное — путь тому сатанинскому исчадью заступить, чтобы хуже не вышло.

Лодочник сообразил, что наняли его для какого-то колдовского дела. Судя по голосу и по мотанию давно не бритого подбородка, указующего то на дворянина, то на водную рябь, поскольку руки были заняты веслами, он требовал прибавки. Алена обратила внимание на него тогда, когда он уж чересчур повысил голос.

— Угомонись, — устало сказала она. — Вот еще навязался мне на шею…

И наложила на лодочника медленный крест.

Он был не такой, какими крестились здешние, справа налево, а не наоборот. Лодочник съежился, не понимая, что над ним такое произвели. И шустро заработал веслами.

Выбравшись на берег, Алена подождала, пока девкин отец расплатится, и поспешила к дому, который снаружи казался в два жилья, а изнутри насчитывал их — ох, батюшки, кабы не восемь…

Она не смогла сама даже приоткрыть тяжкую высокую дверь. Девкин отец сделал это, пропустил ее вовнутрь, и Алена, войдя, показала рукой на лестницу — пойдем, мол, к болящей…

Они поднялись к каморке, причем Алена всё время прислушивалась и принюхивалась. Вроде не успело тут побывать сатанинское отродье, вроде не успело испортить ее работу.