Окаянная сила - Далия Трускиновская

Алена проскользнула к ней, пользуясь малым своим ростом, как змейка Скоропейка. Эта женщина слишком долго держала в себе свое горе, и раз уж оно рванулось на волю вольную, так должно было сейчас излиться в рыданиях всё, без остаточка.

Черствы были здешние людишки — не дали женщине покричать, постонать перед образом, полежать на холодном полу, как душа требует. Муж подхватил под один локоток, кто-то — из родни, видать, — под другой, вывели на свежий воздух, вытерли ей глаза, сквозь зубы проскрежетали на ухо что-то сердитое.

Тут и встала перед ней Алена.

Она уверенно дернула женщину за край накидки. Когда та испуганно на нее уставилась, Алена постучала себя по губам пальцем и сделала рукой знак, понятный в любом месте, — мол, устами не владею. После чего тем же пальцем уставилась женщине в грудь.

Муж, решив, что имеет дело с попрошайкой, как-то быстро раздобыл монетку и стал ее совать Алене в сжатую кулачком руку. Но помотала на это Алена головой, пристально посмотрела на мужа (под глазами желто-сине, бритое лицо неприятной округлости и белизны, в зрачках — пятнышки…) и коротко провела пальцем по его груди вниз, почти до живота, повернула к печени и, горестно вздохнув, скривила лицо в жалостную рожицу, покивала — мол, страждешь, раб Божий, разумею…

Он отступил. Взялся рукой за то место, которое обозначил палец Алены. И, приоткрыв рот, повернулся к жене.

Алена, зная, что болящее место определила верно, уже не обращала на него внимания. Начало вышло удачное и ощутила она, как наука Рязанки наконец-то приоткрыла нужную дверцу перед силой Кореленки, и обрадовалась, и отпустила на волю наитие свое ведовское…

Она еще раз ткнула женщину пальцем, потом — себя в грудь, и стала без слов рассказывать, что произошло.

Показала на мужа, опять на женщину, двумя руками сделала себе воздушный живот — и сразу же стала убаюкивать воображаемого младенца.

Женщина, как бы вместе с Аленой лишившись дара речи, отчаянно закивала.

Алена провела рукой черту по ее плечу — теперешний рост ребенка. Обозначила на себе налившуюся грудь и раннюю пышность боков.

Вокруг собрались люди — этого-то Алене и нужно было.

Она завела глаза к небу, руками же обвела перед собой края воображаемой мисы, да и не мисы, а целой лохани, поболее купели церковной. Так стремительно протянула перед собой руку, что женщина отшатнулась.

Алена сжала в кулаке черенок воображаемой ложки и с шипеньем оскалилась, сделав при этом спину горбом и глядя сверху вниз в вылепленную из воздуха мису. После чего весьма выразительно показала, как ел бы густую кашу некий оголодавший и напрочь позабывший приличия мужик — с чавканьем и вытиранием подбородка рукавом.

Она сделала это мгновенно и страшно — так страшно, как только смогла. Она сама на мгновеньице стала зверем, которого истерзал многодневный голод.

Но и чересчур пугать этих людей тоже не следовало.

Алена определила их беду, хотела оказать им помощь и получить за это деньги. Она предлагала свой товар — и, раз уж на болотном острове ее прозвали Купчихой, то она и сделалась сейчас купчихой. Она показала краешек того, что могло их привлечь, но привлечь по-хитрому, чтобы никто в толпе не догадался.

Так и вышло.

Женщина опомнилась раньше мужчины и схватила Алену за ту руку, что с воображаемой ложкой. Она властно произнесла длинное слово — а может, и несколько слов, Алена еще не выучилась делить этот язык на слова. И замерла, глядя в лицо Алене с надеждой.

Алена показала двумя пальцами себе на уши — мол, и эта способность отсутствует. После чего пальцами правой руки сделала несколько шагов по левой ладони и показала на женщину. Тут и Богом обиженный понял бы, что Алена готова пойти за женщиной следом в ее дом.

Женщина закивала. Но по каким-то ведомым лишь ей причинам она не могла сама привести к себе Алену. Она взяла у мужчины монетку, сунула Алене в руку и как бы на этом с ней рассталась. Но мужчина успел отдать приказание одной из тех служанок, или кем там они были, что сопровождали эту пару в церковь. И, когда он предложил своей взволнованной супруге руку и повел ее прочь, Алена поймала взгляд. Ее позвали взглядом и поманили пальцем — она всё поняла и пошла, как бы сама по себе, однако не теряя из виду той получившей приказание служанки. Та же всё время оборачивалась, и губы ее шевелились, и была на узком личике надежда…

Таким образом, пройдя сперва широкой, потом узкой и извилистой, а потом снова широкой улицей, Алена оказалась перед длинным каменным домом в два жилья, окна которого и большая дверь были в венках из каменных же раскрашенных цветов. Мужчина, женщина и одна служанка первыми вошли в ту дверь. Вторая осталась, рукой показывая Алене — мол, погоди… Прохожих было мало — и служанка, обернувшись на всякий случай по сторонам, схватила Алену за руку и по высоким каменным ступеням втащила в дом.

Убран он был богато, лестницу изнутри имел широкую и витую, на лестнице стояли в ожидании мужчина и женщина. Особенно женщина измаялась — протянула к Алене руки, заговорила взволнованно, а что — не понять. Ну, да Алена уж догадалась, что у нее за горе.

По нарядной лестнице втроем и повели Алену, всячески показывая руками и лицами, что ее ожидает нечто важное. Но взвели ее во второе жилье, провели через комнату, там оказалась еще одна лестница, куда поуже, взвели в третье жилье, а там — и в четвертое.

Если бы Алена, чем таращиться на богатый дом с улицы, догадалась зайти сбоку и посмотреть, что он из себя представляет со стороны двора, то и обнаружила бы высоченную, сведенную на узкий клин крышу, а в боковой сужающейся кверху стене, по самой середине, — одну над другой четыре двери. И двери эти предназначены были не для нечистой силы, которая одна лишь и могла бы добраться до них по воздуху, за неимением хотя бы подвесной лестницы, а для товара — о чем и свидетельствовал большой блок под самым коньком высоченной черепичной крыши. Дом был обычный купеческий — с хозяйскими хоромами в первом и во втором жилье и со складом для товаров еще в четыре жилья высотой.

Но Алена еще не знала здешнего устройства купеческих домов и даже несколько растерялась — ведь, по ее соображениям, поднимаясь всё вверх и вверх, она вместе со своими провожатыми должна была бы уже шагать по облакам!

Первой поднималась худенькая служанка, успевшая прихватить подсвечник со свечой и ладонью оберегавшая огонек — чем более удалялись от господских хором, тем делалось на лестницах темнее. За ней шла Алена, а уж за Аленой — взволнованные и взбудораженные мужчина и женщина, о которых она окончательно решила, что это — муж и жена. А вот хозяева ли они в доме — Алена усомнилась. Уж больно в них мало было хозяйской уверенности.

В третьем, чтоб не соврать, жилье к женщине высунулась из-за двери рука, подала корзину, прикрытую белой подоткнутой холстинкой, причем сделано это было до того неприметно, что Алена обнаружила корзину уже довольно высоко, когда служанка со свечой остановилась и тем позволила ей перевести дух — Алене мало приходилось в последнее время подниматься по лестницам.