Импровиз. Сердце менестреля - Владислав Русанов

– Это мое дело, кому я завещал свою шпагу.

– Ну, не хотите рассказывать – не надо.

– Не хочу. Это глубоко личное.

– О! – Дар-Вилла подкатила глаза. – Не буду настаивать. Хотя, зная вашу историю, берусь угадать наверняка. Но не буду. Не надо хмуриться и кусать усы. Вы, кажется, собирались перекусить?

– Что-то перехотелось, – буркнул Ланс, ощущая, что голоден, как зверь.

– Дело ваше. Но вам лучше поесть. Впрочем, если не хотите, можете либо спать, либо что-то почитать. Все иные развлечения вам пока недоступны.

– Пожалуй, почитаю… – неуверенно ответил альт Грегор.

– Отлично. – Браккарка закрепила свечу у него в изголовье. Протянула небольшую книжку, пухлую от многократного чтения. – Думаю, это поможет вам развеяться.

– А это что – сборник морских баек островитян?

– Почти угадали. Сборник стихотворений моего известного соотечественника Дар-Шенна из Дома Синей Каракатицы. Его еще называли Ядовитым Языком.

– Первый раз слышу.

– Признаться, не удивлена. Ведь для вас, жителей северного материка, мы все – либо торгаши, либо головорезы.

– Надеюсь, что у меня будет возможность убедиться в обратном до того, как меня скормят крабам или еще каким-нибудь тварям морским.

– Нет, пран Ланс, вы невыносимы, – вздохнула Дар-Вилла. – Читайте. А я хочу спать.

Она развернулась и шагнула к своему топчану, на ходу расстегивая «зербинки» короткого дублета.

«Издевается? Пытается соблазнить? – подумал Ланс. – Или считает меня прикованным к постели калекой? А может, у них на Браккарских островах так принято? Они же такие умные, утонченные, благородные…»

Трудно, почти невозможно не посмотреть в ту сторону, куда решил не смотреть ни под каким предлогом. Альт Грегор раскрыл книгу, вперившись взглядом в строчки, написанные на всеобщем языке, но с непривычными вычурными хвостиками отдельных букв. И правда, стихи. Четверостишия со странной рифмовкой. Ланс считал, что вполне сносно разбирается в современной поэзии, но с подобной формой стихосложения столкнулся впервые. Надо будет ненавязчиво расспросить Дар-Виллу об особенностях поэзии островов.

Три тысячи песчаных демонов!

Мысленно упомянув имя шпионки, он не удержался и скосил взгляд. Браккарка как раз ныряла под одеяло. Полностью обнаженная. Это опять же местные привычки островитян или попытка как-то воздействовать на него? Унизить или соблазнить, уж и не скажешь сразу. Многое через пламя свечи не разглядишь, но увиденного оказалось достаточно, чтобы Ланс понял – еще полтора года назад он бы уже стоял на коленях, моля о снисхождении. Бедро и ягодица совершенной формы, тонкая талия. Грудь кому-то могла бы показаться мелковатой, но вполне гармоничной, даже на взыскательный вкус менестреля. Но это полтора года назад. Сейчас он не ощутил ни малейшего возбуждения. Десяток браккарских красоток – да и не только браккарских, а и любых других – не стоили взгляда и улыбки Реналлы, девушки с глазами цвета утренней морской волны.

Ланс вздохнул и углубился в чтение.

На городском кладбище Аркайла дул ветер.

Он налетал прямиком с моря, минуя портовые постройки – склады, амбары, здание таможни, оборонительные форты, зловеще выл, зажатый в узких улочках, вырывался на свободу и яростным зверем бросался на похоронную процессию. Дергал женщин за юбки, пытался сорвать шляпы и береты с мужчин. Тушил свечи, которые тщетно прикрывали ладонями немногочисленные участники панихиды. Нес низко над землей белый дым из кадил.

Священник в златотканом стихаре нараспев читал заупокойную службу. Ему вторил гнусавым басом дьякон, подтягивали жалобными дискантами четверо певчих.

Ветер хлопал стягом с изображением Лазоревого Кота.

Деррик альт Горран лежал в гробу, укрытый до подбородка полотнищем с гербом своего Дома. Спокойный и умиротворенный. В каждой глазнице по золотой «лошадке». На лбу венчик с изображением святых – покровителей Аркайла. В ногах сломанная шпага. Когда-то давно, лет пятьсот назад погибших дворян хоронили с их боевыми мечами. Но мир изменился. Теперь для похорон покупали дешевые ритуальные шпаги, а настоящее оружие передавали от отца к сыну.

Реналла радовалась ветру. Благодаря ему собравшиеся на панихиду сослуживцы и друзья Деррика могли поверить, что ее слезы высыхают, не успев оставить мокрую дорожку на щеках. Она стояла в лиловом траурном платье с белым бантом на рукаве. Позади нянька держала на руках сына – малыша Брина. Мальчик устал и заснул. Дворяне хмурились, их жены вздыхали. Служители Церкви пели. Ветер свистел в ушах.

Любящей молодой жене положено скорбеть о смерти мужа. Рыдать, кричать, цепляться за гроб из свежеструганых сосновых досок. Реналла скорбела, но не испытывала ни малейшего желания устроить истерику. Даже слез не находилось. Нет, в первые мгновения, когда ей принесли известие о смерти мужа, Реналла всплакнула, но когда узнала подробности… Коэл альт Террил просто так не обнажил бы клинок против человека, спасшего ему жизнь и приютившего семью.

Она жалела Деррика, как жалела бы любого знакомого прана, внезапно погибшего на дуэли. За время подготовки к похоронам, когда гроб стоял в их городском доме, Реналла вдруг осознала, что относится к нему как к чужому человеку. И ужаснулась. Как такое могло случиться? Ведь это – отец ее сына!

Еще полтора года назад он ей нравился. Блестящий офицер-гвардеец. Красавец. Отличный фехтовальщик. Примерный семьянин. Любая девушка из провинции может только мечтать о таком супруге. Да и она мечтала два, три года назад, пять-шесть лет… С замиранием сердца воображала, как родители привозят ее на осенний бал в Аркайл – женщины в дорогих платьях с великолепными прическами, в ушах и на пальцах сверкают самоцветные камни, мужчины с военной выправкой, при шпагах, утонченно-предупредительны и суровы. Она мечтала встретить судьбу. И похоже, встретила.

В тот вечер в Аркайле Реналла из Дома Желтой Луны пользовалась успехом. Молодые праны кланялись ей, улыбались, подкручивая усы, а кое-кто подходил к отцу, испрашивая разрешения познакомиться со «столь прекрасным цветком, распустившимся в Аркайле в преддверии зимы». Юноша в коротеньком, будто с обрезанными полами, пелисе и высоких сапогах с золочеными пряжками сверлил ее взглядом, но так и не решился подойти. Возможно, из-за огромного прыща на лбу. А великий Ланс альт Грегор все опаздывал. И герцог Лазаль уже начал проявлять беспокойство. Кусал губы придворный маг-музыкант, наблюдавший за собравшимися с широкого оркестрового балкона.

Наконец он явился. Среднего роста, седоватый, невзрачный. В поношенном черном дублете, со следами желтой грязи на сапогах. Такой себе разорившийся дворянин из глухой окраины герцогства, ничем не примечательный, если повстречаться с ним на постоялом дворе. Реналла даже испытала толику разочарования – и это тот, кого называли величайшим менестрелем двенадцати держав, человек, ради выступления которого, говорят, тонкие ценители приезжали из-за моря. Она позволила себе возразить отцу, старавшемуся протолкнуть дочь в первый ряд – уж лучше постоять сзади, вдруг получится перемолвиться словечком с симпатичным молодым праном, на груди которого красовалась черно-красная лисица? Но отец девушки, пран Вельз, был неумолим, и она оказалась впереди всех. Рядом стояла черноволосая красавица со сложной прической из двух закрученных кос, опиравшаяся на руку невзрачного прана с вислыми усами и объемистым брюшком, а по левую руку от отца еще одна парочка – дворянин с седыми висками в лимонно-желтом камзоле с черным единорогом на груди и супруга его столь необъятных размеров, что из ее бархатной юбки можно было бы сделать шатер, в котором без труда поместились бы Реналла и ее верная служанка Адда. Как потом ей объяснили, наследник престола Гворр и прана Леаха. Девушка смотрела на менестреля, годившегося ей в отцы, без всякого почтения и восторга до тех пор, пока не прозвучали первые такты мелодии.