Импровиз. Сердце менестреля - Владислав Русанов

– Поразительно…

– Привыкай. – Они дошли до конца дорожки, элегантно развернулись и зашагали обратно. – У почившего герцога были трое дочерей от первого брака. Старшая из них, прана Себилла, вышла замуж за главу Дома Пурпурного Меча, прана Пьетро. Она открыто высказала притязания. Часть Домов Трагеры поддержала ее притязания, но многие полагали, что корону должен надеть наследник из Дома Золотой Розы. Началась война. Нешуточная, поскольку через три года уже все Дома Трагеры разделились на два противоборствующих лагеря, которые по силам были приблизительно равны. Эр-Трагер несколько раз переходил из рук в руки, превратившись в руины. В войну вмешались Кевинал и Унсала, которые, пользуясь случаем, попытались оттяпать пограничные земли. Отряд наемников из Кринта прибыл, предлагая свои услуги тем, кто сможет оплатить их. Поскольку противоборствующие стороны к тому времени были измотаны и истощены, желающих воспользоваться услугами наемников не нашлось. Тогда кринтийцы принялись грабить прибрежные поселки, поскольку не могли позволить себе уехать на родину ни с чем. К тому времени опомнилась Браккара и собрала немалый флот – они всегда использовали любую возможность, чтобы пощипать Трагеру, а в этот раз припозднились исключительно из-за недоразумения с посланником Айа-Багаана. Южане блокировали торговые суда браккарцев в нескольких портах, и пришлось вначале освобождать их. Но тем не менее эскадра двинулась к Эр-Трагеру…

– И что же было дальше, любовь моя? – улыбнулся пран Эйлия с таким довольным видом, будто присутствовал на состязании лучших поэтов.

– Отцы Церкви призвали к благоразумию. В пучину войны мог погрузиться не только материк, но и весь мир. В те годы Церковью всех двенадцати держав управлял архиепископ Энсельм из Унсалы. Он созвал Великий Собор. К нему прибыли иерархи из всех держав материка. Островных и из-за моря решили не дожидаться. Архиепископы заседали за закрытыми дверями в унсальском храме Страстей Вседержителя пятнадцать дней и ночей. Потом огласили решение, признав прану Себиллу законной наследницей. Ее супруг, пран Пьетро был назначен герцогом-консортом. Но его сын уже стал полноправным герцогом, и с тех пор в Трагере правит Дом Пурпурного Меча.

– Но, насколько я помню, племянника герцога Пьюзо отстранили от короны за вольнодумные мысли в отношении веры, а не за безумие.

– О, мой дражайший супруг, оказывается, ты тоже не чужд знания истории?

– Так уж вышло.

– Тогда ты не станешь спорить, что пятеро архиепископов из девятерых сделали особый упор на то, что вменяемый человек против Церкви не пойдет.

– Он не пошел, но короны все равно лишился.

– Такова воля Вседержителя.

– А известно ли тебе, дорогая моя супруга, что спустя лет пятьдесят или пятьдесят пять в той же Унсале прана Ангелина, старшая дочь покойного короля Эдеварда Второго, попыталась провернуть подобную интригу. Решила отстранить от престола младшего брата. Она была старше на двенадцать лет и полагала, что имеет преимущественное право. Однако переворот задавили в самом зародыше. Собрание Высоких Домов Унсалы приняло решение, чтобы никогда больше и мысли подобной в чьей-либо голове не зародилось, закрепить отдельным законом – власть в Унсале передается только по мужской линии. Прана Ангелина не подчинилась, призвала верных ей дворян к оружию, но восстание очень быстро подавили, а несостоявшуюся королеву заключили в подземную тюрьму, где она и захлебнулась спустя семь лет при разливе Уна.

– Это так, – упрямо кивнула Мариза. – Но Аркайл не живет по законам Унсалы.

– Аркайл не живет и по законам Трагеры.

– Значит, Аркайлу пришла пора писать свои законы.

– И что ты предлагаешь? Явиться ко двору и попросить Айдена отдать тебе корону?

– Нет, воспользоваться недовольством дворянства – не все так однозначно, далеко не все праны поддерживают укрепление Дома Охряного Змея…

– Но власть все равно в их руках.

– В гвардии нет капитана. Почему бы тебе, мой дорогой супруг, не возглавить гвардию?

– Мне? Гвардию?

– А почему бы и нет? Дом Серебряного Барса не должен оставаться в стороне от горестей, терзающих Аркайл. В сложившемся положении ни Черный Единорог, ни Охряной Змей не смогут поставить командовать гвардией своего человека. Покойный пран Деррик из Дома Лазоревого Кота был вассалом Белого Оленя, но он не оправдал надежд. Хотя и много сделал для предотвращения бунта баронессы Кларины.

– Кстати, где она?

– Никто не знает. Может, бежала. Может, убита. Может, гниет в темницах под Северной башней.

– Очень радостная картина…

– Не судят победителей.

– Возможно. Ты заинтриговала меня, Мариза. Но, должен признаться, для того, чтобы я стал капитаном гвардии, мало одного лишь нашего желания. Что скажет глава Дома Серебряного Барса.

– О, не волнуйся. С ним я уже поговорила. Пран Родд сам выступит с этим предложением. «Охряные Змеи» не заподозрят подвоха. Они верят, что наш Дом на их стороне. Опасаются Черного Волка и Красного Льва. А теперь уже и Белого Оленя.

– Что ж… – Пран Эйлия потер подбородок. – Могу заметить, что вы… Как это говорят в простонародье? Без меня меня женили. Да?

– Но я же старалась не для себя, а для Дома Серебряного Барса.

– Да… И ты сумела увлечь меня, Мариза. И знаешь чем?

– Чем же?

– Меня будут боготворить простолюдины и разорившиеся дворяне. Я стану героем сказок и легенд. Хорошо ли это? Мне кажется, хорошо. Ведь либо я войду в историю Аркайла, как величайший поэт, либо так…

– Так каким же образом ты намерен войти в историю Аркайла?

– Я буду первым из благородных пранов нашего герцогства, кто поднял открытый бунт против собственной тещи, – и, глядя в округлившиеся глаза жены, добавил: – А сейчас мне нужно сочинить по этому поводу канцону. Или венок сонетов. Скажи поварам, что на обед я хотел бы седло косули под чесночным соусом, жульен с грибами и пирог с яблоками и миндалем. А сейчас мне нужно побыть одному.

Пран Эйлия поклонился и, провожая взглядом покидающую сад жену, принялся шевелить губами, обдумывая очередную строку канцоны. Или венка сонетов.

Ланс пришел в себя, лежа на кровати. Жесткий тюфяк, тонкое одеяло, подоткнутое под горло. Сквозь витражное окно пробивались солнечные лучи. Окрашиваясь в разные цвета, они ложились пятнами на сидевших за столом людей. Браккарскую шпионку Дар-Виллу он узнал сразу, даже в затылок. Коротко, чуть ниже плеч, подрезанные светлые волосы и черная кожаная куртка, а сзади за поясом – скрещенные ножны длинных кинжалов, которыми сухопутный капитан владела мастерски. Лицом к ней расположился мужчина средних лет. По виду тоже браккарец. Волосы на лбу перехвачены ремешком, густые брови срослись на переносице. Он откинулся на высокую спинку стула и задумчиво крутил в руках медный кубок. А на столе между ними стояла целая куча всяких баночек, бутылочек, костяных шкатулочек, которые сдвигались по столешнице то вправо, то влево. Несколько мгновений потребовалось менестрелю, чтобы осознать – он на корабле. Не возникало ни малейших сомнений, кому принадлежит это судно и куда направляется.