Фактор жизни - Джон Мини
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Однако на предательство все происходящее было не похоже…
— Кто же вы все-таки?
Том задал общий вопрос, но отвечать начал именно доктор Сухрам:
— Мы своего рода конспиративная организация. «Лудус Витэ», когда нам нужно как-то себя называть. В переводе — «Школа Жизни».
Том кивнул, показывая, что знает значение этих слов.
— Это нечто вроде свободного союза, но не все его члены разделяют общие цели…
— Однако мы едины в одном, — прервал его резкий женский голос, — что использование предсказаний Оракулов должно быть прекращено.
Том почувствовал, как напряжение заполнило темноту.
Снова заговорил Сентинел:
— Некоторые из наших… э-э-э… прогрессивных коллег склоняются к радикальному переустройству социальных структур. Но, откровенно говоря, в мире существуют тысячи владений, и не во всех в них есть даже лорды. Таким образом, глобальное…
— Ты не найдешь почти ни одной нижней страты, — прервал его низкий голос, — где бы не поддерживали тотальную революцию. Я говорю о всемирном перевороте в…
— Прошу вас! — Труда подняла руку. — Мы здесь не для того.
— Согласен. — Сентинел зажмурился, как от боли. — Мы больше чем просто общество для дискуссий.
Том молчал, чувствуя неловкость и не веря в то, что эти плохо организованные чужаки держат его жизнь в своих руках.
— Откровенно говоря, — начал Сентинел, но его перебил доктор Сухрам:
— Милорд, каким бы методом вы ни пользовались, чтобы расстроить планы Оракула… — Он замялся. — Одним словом, обладая таким методом, вы способны прекратить любые дискуссии. Что нам сейчас нужно, так это прямое действие.
«И это говоришь ты, целитель!» — подумал Том, продолжая хранить молчание.
— Мистер Кор… — Сентинел тут же поправился. — Я хотел сказать: милорд…
«Ну конечно, — подумал Том. — Среди них никогда не было благородных людей».
— Господство Оракула — это преступление против человечества. И единственный способ… — Сентинел замялся, как и доктор Сухрам минутой раньше.
— Они ничего плохого мне не сделали, — сказал Том.
Наступила внезапная тишина.
Затем кто-то потрясенно пробормотал:
— Но ведь вы убили…
— Да, — сказал Том. — Но это было мое личное дело. Молчание длилось недолго. Они попросили у него времени на обсуждение.
И Том удалился.
Он выбрался наружу, затем осторожно сел, скрестив ноги, на широкой педипальпе. Натянув на себя плащ, он прислонился спиной к грязной обгоревшей оболочке арахнаргоса.
«Они не могут сдать меня властям, — подумал он. — И не смогут убить меня».
Но здесь, на ничейной территории, не было сенсорной сети для обнаружения энергетического оружия или фемтотехники. И одной Судьбе известно, какое вооружение имели с собой эти конспираторы.
Труда и Эльва до сих пор были его друзьями, но насколько он может рассчитывать на их дружбу теперь?
Вокруг были тени, темные и зовущие. Одно движение мышц, несколько секунд падения, и все будет кончено…
«Интересно, — подумал Том, — о чем они там говорят?»
Он слышал разговор на повышенных тонах, но не мог разобрать отдельных слов. Затем голоса превратились в тихое бормотание.
«Что я теперь должен делать, маэстро?» — мысленно обратился Том к зовущей темноте.
В каком-то смысле это была та же дилемма, что вставала перед ним, когда он вступал в управление владением: выбор между жизнью ученика, не имеющего никакой ответственности, и жизнью мстителя.
«Отец! — думал Том. — Как бы я хотел, чтобы ты был здесь. Я скучаю по тебе… И что я должен делать дальше?»
Парадоксы не заканчивались. Именно смерть отца стала тем событием, которое разбудило дремлющую в нем силу, силу ненависти.
Но в мире все еще существуют пять тысяч Оракулов.
Наступила долгая тишина, ни один звук уже не проникал в сознание Тома.
* * *
Он не помнил, как принял решение. В себя он пришел, когда осторожно вставал, по привычной методике — не пользуясь рукой для равновесия и делая долгие, успокаивающие вдохи и выдохи.
Потом он повернулся и вновь пробрался в чрево арахнаргоса.
Теперь под потолком горел маленький светильник. А они были напуганы. Напуганы в достаточно сильной степени, чтобы стать опасными. Даже вид окутанных полутьмой фигур с натянутыми на головы капюшонами выдавал их напряжение, которое черными сгустками повисло в воздухе. Это задело самые глубины души Тома; те, кто применяет технику ушу, например, воины Стронциевого Дракона, подумали бы, что разрушен элемент мира.
Когда видишь перед собой чью-то мечту так близко, что можешь достать до нее рукой, возникает непреодолимое чувство страха.
«Настало мое время!» — эта мысль поддерживала Тома до сих пор и давала ему силы, чтобы избегать легких решений.
— Вы все-таки должны объяснить нам, как вы действовали, — раздался в темноте женский голос. — Каким образом моделирование будущего для Оракула позволяет вам?..
— Да не имеет это сейчас никакого значения! — Доктор Сухрам решительно разрубил воздух рукой. — У нас есть эмпирическое доказательство, не так ли? А подробности можно выслушать и позже.
Наступила пауза, затем фигуры одна за другой закивали в знак согласия.
«Значит, я должен это сделать, — подумал Том. — Будет ли легче это во второй раз? Или наоборот — тяжелее?»
И хотя темные фигуры спорили друг с другом, Тома окружала звенящая тишина.
«И всю жизнь заниматься искоренением Оракулов, — думал он. — А с другой стороны, чем бы я еще мог заняться?»
Он чувствовал себя так, будто решение было принято за него… Нет, не совсем так. Как будто у него попросту не было выбора. В голове стоял нарастающий шум, и на какой-то миг ему показалось, что его качает из стороны в стороны.
А затем он вернулся к реальности.
— …действительно необходима их смерть? — говорил Сентинел. — Если мы дискредитируем свод истин, то истину будет невозможно отличить от лжи. И не будет ли этого достаточно?
Слово взяла Эльва:
— Необходимо… э-э-э… убрать некоторое критическое число, милорд?
— Да, именно убрать! — Том мрачно улыбнулся. — Убрать, уничтожить, убить… Не важно, как это назвать!
Он увидел, что чувство удовлетворенности охватило всех членов группы.
В глазах Сентинела появился какой-то новый блеск:
— Вы, лорд Коркориган, можете освободить весь мир.
Горький циничный смех зародился в душе Тома. «Я могу принести свободу?!» — подумал он удивленно. Он не мог бы зайти так далеко, не овладев методами самопознания. Поэтому теперь он знал: Тома, который мог бы провести всю свою жизнь, занимаясь логософическим анализом метавекторов Авернона, больше не было.