Фактор жизни - Джон Мини

* * *

Кристалл выглядел оплавленным и безжизненным, но Том все равно убрал его назад и повесил талисман на шею. Затем он вытащил меч из тела Оракула. Раздался влажный чавкающий звук.

Том вложил меч в ножны, сделал движение рукой, и рядом с ним замерцал небольшой дисплей. Несколько манипуляций, и в помещение влетел рой микродронов.

Быстро жестикулируя, Том заставил их взяться за дело. Он был очень осторожен, и лишь несколько дронов занялись телом д’Оврезона, соблюдая меры безопасности, обязательные для медиков. Прочие озаботились уборкой зала.

Они уничтожат все вещественные улики. И после этого больше ничто не станет препятствием на пути к тому, что он так долго откладывал.

«Мама, — подумал он. — Неужели я убил и тебя тоже?»

Он наклонился над нею, и безжизненное тело матери вдруг издало вздох. Вокруг замерцали голограммы. Голова ее повернулась, едва ли не со скрипом. Веки наполовину поднялись, но видны были только белки глаз.

— Ты… думаешь…

Скрежет.

— Не… знала…

Едва ли это был человеческий голос.

— Кордувен… убьет… Я тебя люблю… Том…

— Мама! — крикнул Том. Ответом ему было молчание.

А на дисплее потянулась ровная линия. Агония.

С кем он разговаривал — с матерью или с Оракулом? Или и с нею, и с ним одновременно? Пациент умер.

— Нет! — закричал Том. Ответом ему было молчание.

— Только не это, — прошептал он. — Только не новая смерть.

Вокруг разлилось голубое сияние.

Ухватившись за край саркофага, он смотрел, как лазурная жидкость медленно вытекает из рта и ушей матери.

«Я уже видел это однажды», — подумал он.

Сияние постепенно тускнело, а затем и вовсе исчезло. Жидкость теперь была матовой и безжизненной.

«Пора уходить», — подумал Том. И повернулся спиной к мертвому телу матери.

Нулапейрон, 3414 год н. э.

— Милорд!

Том слышал, но это не имело никакого значения.

— Чем я могу вам помочь?

Он сидел, скрючившись в кресле за стеклянным столом, погруженный в грустные размышления, окруженный рядами кристаллов, вобравших в себя столько мудрости.

— Том!

Только эта фамильярность смогла вывести его из мрачного забытья.

— Эльва? — сказал он. — Как дела?

Даже Жак никогда бы не осмелился назвать его по имени, но капитан Эльва Штрелстхорм ничего не боялась.

— Мои дела в порядке, милорд. В данный момент меня больше волнует ваше состояние.

— Мне никогда не было так хорошо, Эльва. Перед его глазами возникла картина недавних событий, почти реальная, как будто все происходило сейчас…

Он вышел из зала, оставив за спиной два трупа, подобрался к перилам.

Вокруг царила ночь.

Прежде он никогда не видел настоящей ночи, но теперь она была перед ним во всем своем великолепии.

Темнота окутывала мир. Дул холодный ветер. Лилово-белая молния пронзила небо, а по каменной арке хлестала сплошная завеса дождя, ослепляя и обдавая Тома серебряными брызгами.

Он словно раздвоился. Он медленно взбирался на скользкую балюстраду, думая: «Путешествие закончено наконец-то!» И он же летел в пропасть, сквозь колющий воздух, сквозь сильные удары, ветра, и крик, вырывающийся из его груди, тонул в вихре воздушного потока, и все вдруг погружалось в забвение…

— Я никогда не видела вас в худшем состоянии, милорд, — сказала Эльва. — Это правда.

Сердце гулко билось в груди, он упал на балкон, мокрый от пота и дождя, и постоянно задавал себе один и тот же вопрос: «Что случилось?» — пытаясь убедить себя, что все было галлюцинацией, возникшей в результате шока.

Или перед ним приоткрылась другая реальность — на краткий миг, но так, чтобы он смог ощутить ее, потрогать и почувствовать запах, — альтернативный мир, где он сбросил себя в ничто, радостно приветствуя смерть как возможность прекратить жизнь, потерявшую внезапно всякий смысл?

Неужели он знал о природе, времени и Судьбе меньше, чем думал?

— Возможно, Эльва. Возможно, и так.

Потом он вернулся в комнату, стараясь не смотреть на жалкие останки в золотой чаше и на безжизненное сморщенное тело Оракула, лежащее на полу. Три микродрона все еще работали, они ползали по одежде и зияющей ране Оракула.

Системы доложили Тому о полном составе охраны: более ста вооруженных воинов и почти тридцать человек обслуги. Спускаться внутрь терраформера было слишком рискованно.

Тогда он приказал одному из дронов изготовить плетеное поливолокно, использовав золотую чашу, и сделать из него канат, а сам вновь вышел на балкон, где по-прежнему бушевал штормовой ветер.

— Милорд, к вам гости.

Было ли это продолжением разговора? Или прошло какое-то время?

— Я не хочу никого видеть.

— Милорд…

— Спасибо за все, Эльва. Но это приказ.

А потом был долгий опасный спуск вниз по канату, лицом к изрезанной поверхности. Достаточно легкий при сухой погоде и при медленном темпе прохождения, он был смертельно опасным, когда вокруг царит хаос и приходится скользить вдоль мокрой от дождя каменной стены, раскручивая голой рукой канат, обмотанный вокруг пояса, и почти ничего не видя в темноте.

— Том! — Это был уже другой голос.

Возле экваториального гребня он наконец нашел отверстие, вцепился пальцами в шероховатый влажный камень и прыгнул в сухое укрытие.

У него не было выбора — требовалось проникнуть сквозь мембрану. Он надеялся только на одно: самое худшее, что при этом случится, — сработает звуковая сигнализация.

— Томас Коркориган!..

Он бежал, крадучись, вглубь, туда, где проход становился шире, к тому месту, где происходил запуск транспортных багов, но жак — другой жак, не его друг; жак с перепонками между пальцев и серебристыми фасеточными глазами — прыгнул на него, потому что включилась система охраны, но Том действовал быстро, очень быстро, и жак был повержен, кровь лужей растекалась вокруг него — темная, почти лиловая на керамическом полу. Еще одна смерть…

И мелькнул образ: мертвая кошка в туннеле.

— Как думаешь, во что ты играешь?

Затем он бросился внутрь бага и крикнул: «Вперед!»

И стенки кокона, похожего на стручки мальвы, давили на Тома, пока жук герметично закупорил отверстия. А потом он стартовал, и Том почувствовал тошноту, вызванную ускорением. Потом был спуск по параболической траектории, шум тормозного реактивного двигателя и мягкий толчок.