Дело Томмазо Кампанелла - Глеб Соколов

– Но и не в Лефортово дело! – воскликнула руководительница хориновской группы детей.

– Да. Дело не в Лефортово, – еще раз подтвердил свое согласие с ней Томмазо Кампанелла. – Пожалуй, это утверждение про то, что дело не в Лефортово, – это самая окончательная истина в самой последней инстанции. И я клянусь, что более я никогда не стану говорить никаких плохих слов про Лефортово. Потому что причина моего плохого настроения вовсе не в Лефортово. Она во мне. Но я болен. Именно сейчас я физически болен. Голова болит, тошнит, и эти проклятые мушки в мутном воздухе перед глазами! Но Лефортово здесь ни при чем, – Томмазо Кампанелла обхватил свой лоб ладонью.

– Да, Томмазо Кампанелла, причина вашего плохого настроения вовсе не в Лефортово. На Лефортово вы просто переносите то дурное состояние, которое уже изначально есть при вас и без всякого Лефортово. И я знаю еще одну тайну, – не унималась руководительница хориновской группы детей, хотя теперь уже стало очевидным, что Томмазо Кампанелла действительно самым натуральным образом плохо физически.

Впрочем, это было неудивительно: условия, в которых протекал решительный вечер хориновской революции в настроениях ставил физические силы самодеятельных артистов на грань полного истощения. Без еды, время для которой давным-давно подошло, без отдыха, с огромными нагрузками на эмоциональную сферу, этот вечер лишь чудом мог не отправить кого-нибудь на карете «скорой помощи» в больницу.

– ?.. – Томмазо Кампанелла вопросительно посмотрел на учительницу. Внешне по нему сейчас никак нельзя было определить, что же он там себе думает: действительно ли он скрывает какую-то тайну, или его удивление по поводу последнего утверждения учительницы вполне искренно. По внешности Томмазо Кампанелла можно было определить лишь то, что он ужасно плохо себя чувствует в самом примитивном, физическом смысле этих слов: он был невероятно бледен, огромные синяки под запавшими глазами, языком он все время облизывал моментально пересыхавшие, растрескавшиеся губы. Вообще, его вид наводил на мысли о том, что совсем недавно он вольно или невольно проглотил какую-то ужасную отраву, которая вот сейчас все сильнее и сильнее начинала действовать на его организм.

Похоже учительницу физическое состояние Томмазо Кампанелла просто не волновало. Она продолжала разоблачать хориновского героя:

– Вы, Томмазо Кампанелла, совершенно не тот, за кого себя выдаете. Вы, Томмазо Кампанелла, на самом деле – одно очень значительное лицо. Помните, тогда, когда вы стояли на сцене во фраке, белой манишке и лаковых ботинках. Вы сказали такую фразу: «Однажды вечером я очутился перед подъездом самого необычного в мире театра…» Мир «Хорина» – это не ваш мир. Мир Лефортово – это не ваш мир. Просто однажды случилось что-то, и вы попали в «Хорин». От этого «что-то» и все ваши мрачные лефортовские эмоции. Нет, вы совсем не тот, за кого вы себя выдаете. Знаете, когда я это поняла?

– Очень любопытно узнать. Какую еще чушь вы придумаете? – Томмазо Кампанелла заговорил каким-то очень монотонным, лишенным эмоций голосом. – Расскажите мне вашу чушь. Мне плохо, но я способен еще стоять на ногах. Я способен выслушать вашу чушь до конца. Я способен после этого дойти до дому и лечь в кровать самостоятельно.

– Ну разве какой-нибудь, так скажем, средней руки забулдыга стал бы падать настолько низко, чтобы дружить с нищим?! Только человек, который стоит очень высоко на общественной лестнице может позволить себе такую «экскурсию вниз», как дружба с нищим. И вот что я еще хотела сказать… – учительница говорила страстно, с отчаянием человека, который уже не боится решительного разговора, который может иметь самые серьезные последствия. Но договорить учительница не успела, Томмазо Кампанелла так и не узнал, какие еще разоблачительные фразы она для него приготовила и что собиралась бросить ему в лицо под самый конец, потому что на углу, там, где заканчивалась подворотня и начиналась улица, появился Господин Радио собственной незабвенной персоной.

– Как вы смели агитировать моих артистов против занятий в самодеятельном театре?! – вскричал он, подскакивая к учительнице. – Я все слышал! Избавьте от себя наш самодеятельный театр. Я исключаю вас из «Хорина»! Уходите от нас куда хотите!

Уже поворачиваясь к Томмазо Кампанелла, который оказался теперь у него за спиной, Господин Радио проговорил:

– А с вами, Томмазо Кампанелла, я очень хочу поговорить…

Через мгновение он повернулся и увидел, что Томмазо Кампанелла уже и след простыл. Как-то очень молниеносно Томмазо Кампанелла куда-то улетучился.

Бросив учительницу стоять в подворотне, словно на самом деле тайной целью его появления здесь была вовсе не отступница-учительница, а именно Томмазо Кампанелла, Господин Радио бросился искать хориновского героя.

Господин Радио выбежал на улицу, быстро посмотрел по сторонам, но Томмазо Кампанелла нигде не обнаружил. Он посмотрел еще. Нигде, ни справа, ни слева, даже очень вдалеке от того места, где он был сейчас, не виднелось удалявшейся фигуры Томмазо Кампанелла. Но потеряться из виду так быстро Томмазо Кампанелла не мог. Не больше полминуты руководитель самодеятельного театра стоял совершенно без движения. Затем он подумал, что Томмазо Кампанелла и не уходил из подворотни, а просто спрятался в подворотне: отступил в темноту, к стене. Господин Радио бросился обратно в подворотню. Прекрасно понимая, что что-то происходит, дети по-прежнему стояли в темноте, прижимаясь друг к другу и немея от охватывавшего их страха. Но Томмазо Кампанелла в подворотне все же не было. И теперь не было и учительницы. Она исчезла.

– Вот ренегатка! Украла радиостанцию! – выругался Господин Радио.

Но тут его радиостанция затрещала и из нее донесся голос той самой, только что исчезнувшей руководительницы хориновской группы детей. Видимо, она находилась где-то совсем поблизости.

– Господин Радио, как вы уже, наверное, успели заметить, я все же ухожу из «Хорина», хотя и делаю это вовсе не потому, что вы меня из него выгнали. «Хорин» – это общественная организация, а не ваш личный крепостной театр. И не вам решать, кому быть в нем и репетировать пьесы, а кому навсегда его покинуть. Но я ухожу из «Хорина». Ухожу прежде всего потому, что я действительно считаю, что от такой самодеятельности не только не отдыхаешь и не отвлекаешься от своей работы и от прочих проблем, а еще больше, еще сильнее устаешь.

– Наш театр не является развлечением. Это то место, где мы делаем нашу великую революцию в настроениях. И я как главный режиссер вполне… – начал было Господин Радио. Но бывшая руководительница хориновской группы детей его не хотела слушать.

– Да перестаньте вы! Вы только называетесь главным режиссером. А на самом деле вы ничего не понимаете ни в театре, ни в профессии режиссера. Режиссер прежде всего должен разбираться в людях. А вы… Вы пошли на поводу у Томмазо Кампанелла. А вы знаете, что этот человек – никто иной, как сошедший с ума нынешний министр культуры. Он увлекся женщиной и от любви, и от всех переживаний сошел с ума! Именно это я и хотела рассказать вам напоследок. Знайте! Дарю вам эту информацию!