Счастливый брак - Рафаэль Иглесиас

Казалось, с самого начала все, что относилось к болезни Маргарет, случалось в самое неподходящее время. Кризис начался, когда доктор Натали Ко улетела на сутки на конференцию в Атланту. Доктор Амбиндер, молодой дежурный врач, был очень внимателен. Получив сообщение, он немедленно позвонил Энрике и долго консультировал его по телефону. Но с доктором Ко их связывали неформальные отношения, поэтому была велика вероятность, что она приедет и лично проверит, что происходит. Из-за административных обязанностей она уже не занималась непосредственным лечением пациентов, но сделала исключение для Маргарет, когда пришла к ним домой, чтобы обсудить, как Маргарет будет умирать. Особое отношение к Маргарет доктора Ко было одной из тех привилегий, которыми они пользовались благодаря деловым знакомствам Энрике. Все это пришлось очень кстати в период борьбы за жизнь жены: они могли приехать в больницу после полуночи, без очереди попасть на процедуры, узнать номера мобильных телефонов и адреса электронной почты врачей. Благодаря этим дополнительным возможностям Энрике почувствовал себя небесполезным, все это очень помогло им, хоть и не спасло жизнь Маргарет.

— У нее сильный озноб, и она в бреду, — сообщил Энрике нейтральным тоном, который научился сохранять, насколько бы сильно сам ни паниковал. Он знал: только так можно завоевать доверие медицинского персонала.

— Какая у нее температура? — спросил доктор Амбиндер.

— Я не мерил. Она то трясется от холода, то сбрасывает одеяло, потому что горит, как печка. Кроме того, она то ли в полубессознательном состоянии, то ли спит, то есть очевидно, что у нее сильный жар. Я не думаю, что имеет значение, какая именно у нее температура, учитывая, что она не хочет жить, но если вы считаете, что это важно, я могу измерить. Но сейчас, наверное, не лучший момент: она лежит под грудой одеял и мне не хотелось бы ее тревожить.

Сравнительно недавно трудно было представить, чтобы он возражал — пусть даже так мягко — врачу любого возраста.

— Нет, ничего страшного, нам не обязательно знать точную температуру. Вы дали ей ативан?

— Да, два миллиграмма в рот.

— Хорошо… — задумчиво произнес доктор Амбиндер и замолчал.

Энрике понимал, перед какой дилеммой стоит доктор. Предполагалось, что причину лихорадки Маргарет лечить не будут, поэтому антибиотики отпадали. Ей уже дали седативное средство, чтобы облегчить ощущения при высокой температуре. Что еще можно было сделать? Предложить еще какие-нибудь болеутоляющие и снотворные препараты, которые окончательно погрузят ее в бессознательное состояние?

Сестра Энрике, которая ехала домой на лонг-айлендском экспрессе, но вернулась с полдороги, узнав, что состояние Маргарет резко ухудшилось, беспомощно стояла у кровати. Ребекка оторвала взгляд от Маргарет, дрожавшей под двумя плотными покрывалами, несмотря на июнь, и спросила:

— Достать еще одно одеяло?

Энрике отрицательно покачал головой, продолжая говорить в трубку:

— Я дал ей ативан перорально, а не внутривенно.

— Ничего, это нормально, — ответил молодой врач.

Энрике мягко возразил, не вступая в спор:

— Э-э, дело в том, что непонятно, какая часть ативана успеет всосаться в ее желудок из-за ЧЭД.

Амбиндер уверенно возразил:

— Ее ЧЭЕ не играет никакой роли…

Энрике пришлось его перебить:

— Ее желудочный дренаж, ЧЭД. Не внутренняя ЧЭЕ. Я понимаю, что ЧЭЕ не влияет на пероральную дозу, но ЧЭД немедленно все выводит. Я просто не знаю, какую часть ативана она таким образом успеет усвоить.

Он честно напомнил, что, вероятно, она должна получать седативные препараты внутривенно. Если бы он мог не быть таким обязательным! Маргарет находилась в полубессознательном состоянии, теперь с ней невозможно было общаться. Но есть шанс, что это обратимо. В таком случае Энрике еще сможет поговорить с ней, если удастся сбить ей температуру. Но если Амбиндер распорядится дать ативан внутривенно, то под воздействием седативных средств она, скорее всего, уже не придет в себя, вне зависимости от того, отступит лихорадка или нет. К сожалению, именно в этом состояла задача, которую поставила перед ним Маргарет: помочь ей умереть дома и так, чтобы она, насколько это возможно, не сознавала происходящее. Если это означает, что он должен пожертвовать сокровенным желанием по-настоящему с ней попрощаться, что ж, так тому и быть.

— A-а, у нее стоит ЧЭД. Правильно, — наконец дошло до Амбиндера. Как Энрике и подозревал, врач об этом забыл. — Чтобы ей было комфортнее… — Он опять замолчал. — Какая больница ближе всего к вам?

— Она хочет умереть дома. Доктор Ко пообещала Маргарет, что сделает все возможное, чтобы выполнить ее желание. Что вы предлагаете?

— Дать ей антибиотики, чтобы сбить температуру. Но если это нужно делать внутривенно, я должен…

— У меня есть две дозы цефепима, — вновь перебил Энрике. — Я могу ввести их, а вы потом пришлете еще. Кроме того, я могу одновременно ввести ативан.

— У вас есть цефепим?

— Да, осталось два пакета после ее последней инфекции в марте.

— Вы держите их в холодильнике? — спросил Амбиндер.

— Да. Я могу ввести их внутривенно, но она не хочет ничего, что может продлить ее жизнь.

— Антибиотик не продлит ей жизнь, если не возобновить гидратацию.

— В этом и заключается мой вопрос, — сказал Энрике, глядя на крошечное тело жены, свернувшейся под горой одеял. — Мы не сделаем ей хуже, если попытаемся унять лихорадку? Она сможет спокойно умереть?

— Возможно, что это не инфекция, — сказал Амбиндер.

— А что это может быть? — спросил Энрике, хотя догадывался, что мог ответить врач.

Он опустился в кресло за столом Маргарет, где она любила сидеть за компьютером. В «Фотошопе» она экспериментировала со снимками, сделанными ею много лет назад, — настоящее, изменяющее прошлое во имя радостей будущего. «Это так здорово», — сказала она год назад во время ремиссии, когда вернулась к фотографии с рвением и благодарностью человека, которого приговорили к смерти, но в последний момент помиловали.

Энрике был совершенно измотан. Опять новый диагноз, новые лекарства: казалось, он заточен в катакомбах ее болезни. Она сама захотела прекратить борьбу. Почему добровольный конец должен быть таким тяжелым?

— Возможно, что это почки отказывают и выделяют токсины.

Это было то, чего он боялся услышать. Доктор Ко предупредила Энрике: по мере обезвоживания организма в редких случаях почки или печень начинают выделять ядовитые токсины, что влечет за собой бред и галлюцинации. Она выписала бутылку торазина на случай, если такое произойдет. Энрике посмотрел на маленький холодильник, стоявший здесь же, в спальне, где хранился этот препарат, а также запасные пакеты с раствором, цефепим, месячный запас ативана и насос, благодаря которому препараты дозированно поступали в организм, что позволило бы держать ее в бессознательном состоянии. Энрике казалось, что торазин применяют исключительно при лечении шизофрении. С подозрением относясь к тому, что доктор Ко хочет применить нейролептики в последние дни жизни его жены, Энрике спросил у нее, как торазин, который используют для изменения химии мозговых реакций, может продиводействовать токсинам, выделяемым почками и печенью. Она дала ответ, который Энрике уже неоднократно слышал от разных врачей и который ему не нравился из-за своей расплывчатости: