Великолепный век Сулеймана и Хюррем-Султан - П. Дж. Паркер

Давуд наклонился к любимому и поцеловал его.

Остаток дня они провели в хамаме; несколько ичогланов трудились над ними и исполняли все их желания. Их долго массировали и мыли. Им постригли ногти на руках и на ногах. Затем помыли им головы и остригли волосы. Глядя, как цирюльник осторожно подстригает холеную бородку Сулеймана, Давуд жмурился от удовольствия. Он заулыбался, когда и его начисто побрили остро заточенным кинжалом. Пока ловкие руки ичогланов разминали все их мышцы, они переговаривались шепотом, сплетя пальцы на мраморной белой плите. Наконец, их, безупречно чистых и нагих, вывели из хамама и препроводили в султанскую гардеробную. Еще несколько ичогланов помогли им облачиться в тончайший шелк и парчу. На их босые ноги надели туфли, расшитые изумрудами и рубинами. Затем из внутренних покоев султана вышел ичоглан с маленькой резной шкатулкой в руках. Сулейман откинул крышку. На алой бархатной подушечке лежала тонкая золотая цепочка. Сулейман осторожно вынул цепочку и надел ее на шею Давуду.

— Друг мой, я сделал ее для тебя собственными руками. Каждое звено символизирует любовь и доверие, какие я испытываю к тебе всей душой и всем сердцем. Точно такую же цепочку я подарил Хюррем перед тем, как отправился в последний поход.

Давуд пропустил между пальцами тонкие звенья и вытер слезы, навернувшиеся ему на глаза. Он потянулся к руке Сулеймана и поднес ее к своим губам.

— Благодарю тебя, — произнес он срывающимся от волнения голосом. — Твой подарок значит для меня больше, чем все милости, которыми ты меня осыпал до сих пор.

Сулейман ласково улыбнулся и сам поднес к губам руку Давуда.

— Пойдем, наш пир начинается.

Несколько часов они провели в роскошном Прибрежном павильоне. Перед ними стояли золотые блюда с платиновыми завитками, доверху наполненные перепелами, олениной, курятиной, бараниной, мясом льва и павлина. Чаши, до краев наполненные экзотическими соусами, источали разнообразные ароматы, пробуждая аппетит. Им подали также грибы, печеный лук, свеклу и корнеплоды. Аромат свежеиспеченного хлеба заполнял их ноздри.

После горячего принесли подносы, нагруженные сладчайшей пахлавой и разнообразными сладостями. Вина и шербеты лились рекой весь вечер; Давуд наслаждался их изысканным вкусом. Когда наконец они перешли к сладкому кальяну, который запивали густым черным кофе, начались ночные развлечения. Шуты и циркачи, карлики и актеры пантомимы услаждали их взоры своими номерами.

Сулейман и Давуд сидели рядом на мягких подушках, прижавшись друг к другу. Сулейман наблюдал за своим спутником; искренняя радость Давуда доставляла ему больше удовольствия, чем само представление.

Под грохот барабанов и звуки труб они наслаждались зрелищем. Перед ними выступали глотатели огня и фехтовальщики, на мраморном полу состязались борцы, одетые лишь в легчайшие туники. Акробаты делали сальто и высоко подпрыгивали; мечи со свистом рассекали воздух совсем рядом с их голыми ногами и животами.

Лезвия скользили угрожающе близко к мускулистой плоти, но благодаря исключительной ловкости и опыту никто не пострадал. Давуд восхищенно качал головой. Ему страстно захотелось коснуться своего любимого султана.

Сулейман провел ладонью по груди Давуда:

— Ты готов, любимый?

Давуд закрыл глаза в знак подтверждения.

Сулейман нежно взял Давуда за руку и повел по парку к своим личным покоям. Когда они вышли на тропинку и поднялись на мраморные ступени террасы, Сулейман крепче схватил его за руку, ладонь его вспотела.

Они долго шли под колоннадой и по коридору, направляясь к спальне. Теперь рука у Сулеймана обильно вспотела. Наконец он выпустил Давуда.

— Что случилось, Сулейман? — спросил Давуд, не скрывая тревоги.

— Ничего, Давуд, все в порядке. Пожалуйста, входи и жди меня… Мне лишь нужно облегчиться. Я сейчас приду.

Давуд замялся, но затем, проведя тыльной стороной ладони по щеке Сулеймана, он повернулся к двери. Сулейман смотрел Давуду вслед; тот вошел в спальню. Когда он услышал, как за другом захлопнулась дверь, он тяжело облокотился о каменную стену и посмотрел в небо.

— Прошу тебя, Аллах… То, что я сейчас делаю, правильно и справедливо. Я не могу допустить, чтобы все шло так же, как раньше, не потеряв цельности, которой требует мое сердце. Пожалуйста, помоги мне в том, что я задумал. И пусть все заинтересованные лица поймут, что я желаю лишь справедливости. Дай мне сил и решимости довершить начатое… — Он сгорбился, дрожа, и сжался в темном, тихом коридоре. Каменная стена приятно холодила спину. В руке он крепко сжимал кинжал.

Давуд вошел в комнату, с которой успел хорошо познакомиться. Диван для сна был накрыт покрывалами из меха горностая и лисицы. На полу лежали красивейшие персидские и кашмирские ковры. Венецианские застекленные светильники освещали все ниши, а стены были выложены изникской плиткой сказочной красоты. Давуд слегка пошатывался — наркотик из кальяна еще бурлил в его крови.

Он обернулся, услышав за спиной легкий шорох.

Перед ним стояла Хюррем в шелковом халате, расшитом черным жемчугом и бриллиантами. Пышные огненно-рыжие волосы спадали ей на плечи, окружая голые плечи и тонкие руки. Глаза ее сверкали так же ярко, как драгоценные камни, нашитые на ее халат. Она улыбнулась, разомкнув соблазнительные губы, и шагнула к нему.

Ошеломленный Давуд молча смотрел, как она приближается к нему, раскинув руки. Ему показалось, что Александра… Хюррем… привиделась ему во сне, навеянном сладким кальяном. Она потянулась к нему и закинула руки ему на шею. Лишившись дара речи, Давуд нагнулся и прильнул губами к ее губам, наслаждаясь нежным ароматом. Сердце его бешено забилось. Ему показалось, что их поцелуй длился целую вечность. Он обхватил любимую за талию и оторвал от земли.

Хюррем прильнула к нему, забыв о том, что ее ноги болтаются в воздухе. Одна туфля упала на ковер. Нежно лаская ее, Давуд не переставал страстно ее целовать. Хюррем пылко отвечала ему, и он погрузился в полузабытье.

Сулейман словно окаменел в темном коридоре. Он поглаживал инкрустированную драгоценными камнями рукоятку кинжала, зная, что ждет его в его спальне, и всецело понимая, что он сейчас собирается сделать. Рыдания сотрясли его. Глаза наполнились слезами, и он грубо смахнул их. Оттолкнувшись от стены, он шагнул к тяжелой двери.

Почувствовав, как ей в живот уткнулось его выросшее мужское достоинство, Хюррем закрыла глаза и выгнула спину, не отрываясь от губ Давуда.

Дверь скрипнула и приоткрылась.

Хюррем еще раз коснулась губами губ Давуда, вдохнула идущий от него аромат сладкого вина и легко высвободилась из его объятий. Они оба обернулись, когда в спальню вошел Сулейман. Султан медленно приближался к ним, сжимая в дрожащей руке кинжал. Подойдя к ним, он положил клинок на бронзовый пьедестал. Затем крепко обнял их обоих — двух его самых любимых людей на свете.

Они втроем долго стояли, тесно обнявшись. Наконец, Сулейман разжал руки и сделал шаг назад.