Великолепный век Сулеймана и Хюррем-Султан - П. Дж. Паркер

Хафса стояла рядом с Хюррем и нежно держала ее за руку.

После того как были произнесены слова молитвы, к каждому из трех мальчиков по очереди подошел служитель. Он снял с них кафтаны, обнажив красивые юные тела.

Махидевран прильнула к плечу султана:

— Посмотри, как развился наш мальчик! Статью он не уступает моему господину!

Сулейман горделиво кивнул.

— Он станет достойным султаном, дорогая, когда наступит его время, — шепнул он.

Услышав такие слова, Хюррем крепче сжала руку Хафсы. Она пристально рассматривала своего старшего сына. «Пусть моему Мехмету всего десять лет, но он уже держится как султан. И его мужское достоинство напоминает достоинство его отца… возможно, сходство даже больше, чем у этого плаксы Мустафы. У Мустафы член кривоватый и клонится влево… Будь на то моя воля, после Сулеймана султаном стал бы мой сын, а не сын Махидевран!»

Она вскинула голову и посмотрела в глаза Хафсы. Валиде-султан ответила ей едва заметным кивком; в глазах ее сверкнула искра, свидетельствующая о том, что Хафса знает о самых заветных желаниях Хюррем. Две женщины сжали друг другу руки, словно скрепляли союз, который поможет Хюррем осуществить ее мечты, и снова повернулись к трем мальчикам, которые вот-вот станут мужчинами…

Служитель произнес молитву и, по очереди склонившись перед каждым из мальчиков, ловко обрезал им крайнюю плоть. Мустафа слегка вскрикнул от боли. Зато Мехмет стоял прямо и горделиво. От возбуждения кровь прилила к низу его живота, и его детородный орган восстал. Заметив это, Сулейман улыбнулся. Хюррем увидела, что символ мужского достоинства Мустафы по-прежнему безвольно висит; она многозначительно улыбнулась. Следующим был юный Селим. Шестилетний мальчик заметно дрожал, когда служитель опустился перед ним на колени, и едва заметно вскрикнул от боли, когда кинжал сделал свое дело. Хюррем хотелось его утешить, но Хафса крепче сжала ее руку и удержала на месте. Впрочем, вскоре ее младший сын опомнился и вызывающе вскинул вверх подбородок.

Крайнюю плоть юных шехзаде поднесли двум фавориткам на золотых блюдах.

Кинжал, которым мальчиков превратили в мужчин, передали валиде-султан; та изящно приняла его.

За стенами дворца устроили салют; грохотали военные барабаны. Зрители на Ипподроме и толпы на улицах разразились одобрительными и восторженными криками.

Сулейман подошел к сыновьям. Все они по очереди поклонились и поцеловали отцу руку. Он взял на руки маленького Селима и приласкал его.

— Что ж, сынок, сегодня ты доказал, что ты на самом деле мой сын. Сегодня после ужина и после того, как мы отметим ваш переход в мир взрослых, вас в ваших покоях ждет сюрприз, который доставит вам величайшую радость.

Селим покраснел и захихикал. Хюррем радостно улыбнулась, вспомнив молодую красавицу, которую она сама выбрала на невольничьем рынке и научила всем тонкостям ублажения мужчин… и мальчиков.

Вечерние развлечения и празднества продолжались во дворце Ибрагима еще несколько часов после полуночи. Затем трех молодых шехзаде сопроводили назад, в их покои, где их ждали обещанные дары.

Хюррем смахнула с глаз слезы счастья и прижалась к Сулейману.

— Сегодня, милая, в доме Османов четверо мужчин; и все они, если, конечно, ты не против, насладятся истинным удовольствием, подарить которое способна только женщина.

Хюррем прошептала:

— Да, любимый. Ничто не сравнится с такой радостью.

— Сулейман! — крикнул великий визирь из второго шатра, где он ужинал вместе с Хатидже.

Сулейман подмигнул Хюррем:

— Схожу-ка и посмотрю, чего хочет мой пьяный друг. — Он поцеловал ее и перешел в соседний шатер.

Улыбка с лица Хюррем сразу же исчезла.

«Бежит на зов, как собачка!» — Обернувшись, она наткнулась на решительный взгляд Хафсы. Две женщины навострили уши, стараясь услышать, о чем говорят за тонким пологом из материи.

— Господин мой, праздник праздником, но надо же и нам развлечься! — закричал Ибрагим.

Султан усмехнулся:

— Что у тебя на уме, мой великий визирь?

Хюррем и Хафса заметили качающийся силуэт Ибрагима и дымок кальяна, вьющийся вокруг него.

— Состязания в борьбе, господин. Прошло много лет с тех пор, как мы с тобой мерились силами.

Сулейман громко расхохотался. Хюррем и Хафса встревоженно переглянулись.

— Боюсь, друг мой, — сказал Сулейман, опускаясь на диван рядом с Ибрагимом, — из-за ноги мне не совладать с твоими выкручиваниями и захватами.

Несколько мгновений в соседнем шатре царило молчание. Затем Ибрагим предложил такое, отчего Хюррем вздрогнула и ахнула.

— Что ж, отлично. Раз я не могу бороться с тобой, я буду бороться с твоим Давудом. Пусть он займет твое место!

Хафса ближе придвинулась к Хюррем и крепко прижала ее к себе. Она прошептала ей на ухо:

— Тише, Хюррем… не говори ни слова, не показывай ни единым намеком, ни жестом, что как-то связана с этим человеком. Змей не должен знать твою тайну, иначе он воспользуется ею, чтобы одержать верх над домом Османов.

Хюррем, потрясенная, посмотрела в глаза валиде-султан:

— Так, значит?..

— Дитя мое, ты прекрасно знаешь, у меня много шпионов. Кроме того, я не дура. Мои сети простираются далеко, гораздо дальше границ нашей империи. Я знаю о невинности помыслов Давуда и о его бессмертной любви. А теперь молчи. Не говори ни слова. И больше никогда не заговаривай на эту тему, так как даже самый тихий шепот приведет его к немедленной смерти — а возможно, и к смерти Сулеймана и нашей.

Хюррем прижалась к валиде-султан. Силуэты на шелке перед ней задрожали, когда материя раздулась от легкого ветерка.

Сулейман затянулся из кальяна друга и, одурманенный, громко закричал:

— Так тому и быть! Я пошлю за ним немедленно, и мы посмотрим, кто из вас победит!

Хюррем ничего не говорила; больше часа она плотно сжимала губы. Это время ушло на то, чтобы несколько ичогланов разыскали Давуда и привели в шатер Ибрагима. Хатидже вернулась к одалискам, чтобы Давуд мог войти в соседний шатер. Глаза Хюррем наполнились слезами, когда на шелке перед ней показалась тень ее детской любви.

Хафса крепче сжала ее руку.

— В чем дело, дорогая? — спросила Хатидже.

— Ни в чем. Просто сегодня такой волнующий день, — прошептала Хюррем, с тоской глядя на силуэт Давуда. Она разглядела его до мельчайших подробностей. Он был немного выше Сулеймана и уж конечно выше Ибрагима, оба встали с мягкого дивана. Хюррем любовалась им. Она разглядела профиль любимого, и ком подкатил у нее к горлу.

— Господа мои… — сказал Давуд.

Хюррем затаила дыхание, слушая, как он красноречиво изъясняется по-арабски. Странно было слушать чужеземную речь, льющуюся из уст Давуда — Дариуша.