Ворр - Брайан Кэтлинг

нимб, и она поместила его себе на голову и изобразила звук часовых моторчиков, положив правую ладонь на голову и сделав несколько кругов. Пантомима напомнила ему половину детской игры, когда одна рука кружит перед солнечным сплетением, а вторая – над головой, демонстрируя раздельной координацией правого и левого полушария мозга силу их союза. Но это была не игра: она хотела, чтобы он активировал для нее механизм.

Он не заметил очевидных преград к этой просьбе. Галл, очевидно, уже использовал перифероскоп в предыдущих лечебных процедурах, и его вожделенные последствия, по всей видимости, приносили ей удовольствие. Мейбридж забрал у нее аппарат и взвел моторы. Убедившись, что зеркала не разболтаны, он надежно закрепил устройство на голове Жозефины. Она вернулась в кресло с вальяжным удовольствием. Латунь и стекло светились на солнце из яркого окна, на фоне черноты ее поднятой головы. Коронованная принцесса, ожидающая свою золотую мантию на каком-то далеком берегу; Мейбридж – бесстрашный добытчик, хранитель ее внутренних сокровищ.

Они оба улыбались, когда он нажал на крошечные рычажки и привел машину в действие. Эффект был моментальным. Жозефина напряглась, стала жесткой, словно непримечательная одежда по волшебству пристала к ее каждой черточке. Поза стала кошачьей, с хищной похотью, кричащей о сексуальности. Мейбридж застыл. Она закрыла тяжелые веки на знойных глазах, и по телу одна за другой побежали волны оргазма. Бдительность, осторожность и сдержанность Мейбриджа смело. Такой эрекции не бывало даже в самых буйных его воспоминаниях, и восставшее естество словно выло в мешке из шотландских шерстяных штанов. Вздохи Жозефины перешли в мяуканье, затем в рев. Стул сломался, расколотый энергией, текущей через ножки в корчащийся пол. Когда у часового механизма кончился завод, она вскочила, задыхаясь, сжимая кулаки и запрокинув голову, а фотограф взорвался от невероятного удовольствия в пристыженном приличии темной комнаты своего белья.

Не говоря ни слова, они разошлись, каждый к себе. Он дожидался, пока не решил, что она уснула, и тогда сбежал – во внешний мир, блаженно несведущий о его ужасающем неблагоразумии, хотя он не мог не думать, что некоторые из прохожих окидывают его слишком знающими взглядами.

* * *

До Гертруды и Сирены доходили слухи о рабочей силе Ворра. Выживание, а затем и достаток их родителей, прародителей и многих поколений родственников во всех направлениях зависели от леса. Подруги знали, что лимбоя становятся меньше чем людьми – такое состояние вызывал любой продолжительный контакт с Ворром; только один человек умел ими управлять и манипулировать, и он на глазах становился богат и уважаем за то, что держал бразды их умений. Говорили, что его общение с лимбоя позволило больше узнать о лесе и его обитателях – то, что сыздавна считалось запретным. Отец Гертруды время от времени консультировался с одним из самых выдающихся врачей города – известным товарищем Маклиша, талантливого надсмотрщика лимбоя. Так они отправились к дому доктора с великой надеждой отыскать Измаила, пока еще остался шанс.

Отбыли они в лиловом «Гудзоне Фаэтоне» Сирены. Ранее утром моросило, и шофер поднял на благородном кабриолете крышу. Они оживленно обсуждали циклопа и его возможные приключения, наблюдая, как мимо на величественных десяти километрах в час скользит город. На улицах было множество людей, и время от времени небольшие группки кричали или восклицали, ведя какие-то разбитные игры. Автомобиль проезжал у обочины, где шумно возились четыре молодых человека. Их поведение показалось Гертруде странным и привлекло ее внимание. Когда машина приблизилась, два парня – вида неотесанного и простолюдного, хотя их одежда предполагала вкус и образование, – грубо схватили девицу меньшей комплекции. Они заломили ей руки, выгибая вперед, чтобы она не могла вывернуться. Четвертая участница их кружащейся кучки, сильная девушка, тыкала пальцем в свою пойманную приятельницу, хохотала и стягивала перчатки. Хватило краткого взгляда из проезжающей машины, чтобы понять: девица в ужасе; игра парней под надзором старшей женщины, явно изготовившейся к нападению, становилась серьезной. Гертруда растормошила внимание Сирены, и они выгнули головы назад, к зрелищу, как раз вовремя, чтобы увидеть, как женщина хватает девушку за лицо – тем же манером, каким крестьянки тискают арбузы, проверяя на спелость. Девица издала ужасный крик, пала на колени, а остальные весело бросились врассыпную.

– Останови машину! – воскликнула Сирена водителю. – Руперт, поди разузнай, что случилось, не можем ли мы чем-нибудь помочь!

Шофер что-то пробурчал и оставил урчащий кабриолет, вернулся к собравшейся у упавшей девицы толпе. Никто не приближался и не предлагал руку помощи. Шофер склонился к ней, потом резко выпрямился и отступил. Девица всхлипывала: «Я не вижу, не вижу!»

Какой-то миг он еще смотрел, потом отвернулся и направился обратно в машину, твердо вперившись глазами в мостовую.

– Ну? – сказала Сирена, высунувшись из открытого окна. – Что случилось? Что мы можем сделать?

Шофер ответил тихо, уже открывая дверцу и не глядя на них.

– Ничего, мэм, просто ребята разыгрались. Ей чуток досталось, не более того.

– Досталось? – повторила этот абсурд Сирена. Следующий ее вопрос перекрыл шофер, который быстро сел, закрыл за собой, немедленно снял машину с тормоза и тронулся прочь от побоища. Сирена оглянулась, но и толпа, и девица уже пропали. Статику, где ранее стоял этот театральный кружок, уже прорезали беглые траектории пешеходов. Должно быть, Руперт прав, – ничего особенного, лишь ее воспаленное воображение.

– Езжай, – сказала она, пренебрежительно дернув рукой.

Машина набрала скорость, но все-таки что-то продолжало тяготить Сирену. День безнадежно скис от происшествия, оставившего ее с неопределенной болью причастности. Гертруда пыталась развеять очевидную тревогу подруги, сменив тему и показывая в окне самые приятные достопримечательности их маршрута. Сирена кивала, но ее подсознание не упускало из внимания мелкие группки людей, проносившихся в уголках глаз.

Десять минут спустя они прибыли к дому доктора. Путешествие фрустрировало Сирену: немногословный шофер все еще отказывался отвечать на взгляд; она пожалела, что не умеет водить сама.

Их немедленно провели через просторный дом в смотровой кабинет доктора, где тот ожидал посетительниц с теплыми рукопожатиями и лучащейся улыбкой. Они расселись и пили чай, обмениваясь любезностями, пока Сирена не решила затронуть тему их потребности.

– Доктор Хоффман, поговаривают, что вы добрый друг надсмотрщика лимбоя.

– Да, госпожа Лор, это правда. Мы сотрудничаем, чтобы наблюдать и поддерживать здоровье работников.

– Прошу, зовите меня Сиреной – все зовут меня Сиреной, а наши семьи знакомы уже на протяжении долгих лет, – сказала она, небрежно выставляя свою красоту на радость старику.

Он улыбнулся и сказал:

– Сирена! Почему вы спрашиваете о Маклише?

– Это деликатная тема величайшей важности для меня; для нас, – сказала она, взглянув на Гертруду. –