Слезы русалки - Надежда Виданова

на старого еврея, точнее подумала, что его денежки и связи сумеют ее защитить. Она поставила против меня какое-то жалкое ничтожество и понадеялась выйти сухой из воды.

Я знатно повеселился, когда забежал на огонёк к господину Левину и его дородной супруге с якобы предложением о сотрудничестве в гостевом бизнесе и между делом протянул ему конвертик с интересными снимочками. Я аккуратно сказал, что у меня есть парочка ещё более интересных фотографий, которые я с прискорбием буду вынужден показать его жене. В итоге мало того, что господин Левин с лицом смиренного ветхозаветного праведника промямлил Лидочке, что он не может более обманывать жену, так ещё и отвалил мне кругленькую сумму за молчание. Лидия была просто сражена предательством старого еврея. Это ж надо так продешевить! Позволять подлецу неловко слюнявить себя, чтобы он вернул тебя твоему истинному хозяину.

Так сообрази же, Сашуль, в каком отчаянии была бедная Лидия, раз откликнулась на твою просьбу о встрече. Теперь она понадеялась на тебя (смешно, конечно, не обижайся), а ты подложил ей заключительную свинью своим шедевральным портретом, я полагаю. Ты знал, что до встречи с тобой она грозила, что утопится, если я не отстану? Она сказала мне, что, похоронив твоего брата (она, как водится, оценила его заслуги только посмертно), осталась в окружении мерзавцев. Опять чёрная неблагодарность в сторону моей собачьей преданности! Ну, что за женщина! Я сказал ей, что топиться бесполезно. Я выловлю ее из самого глубокого морского дна. Я никогда не оставлю ее в покое, она будет моей до скончания веков. Ей придётся отправиться со мною в ад.

Ты знаешь, а я ведь в самом деле выловил ее в ту ночь. Ты поверишь мне, если я скажу тебе, что она жива? Ха-ха-ха. Не веришь? Ну правильно, не верь. Твоё воображение всегда играет с тобой злую шутку. Не позволяй ему брать над тобой верх, иначе ты окончательно потеряешь связь с реальностью. Ты не представляешь какая тонкая грань между воображением и сумасшествием.

Жива? Невозможно. Весь монолог Виктора вылетел из Сашиной головы, осталась одна единственная фраза: " Ты поверишь мне, если я скажу тебе, что она жива?"

Виктор молча смотрел на Сашу. Его уста сомкнулись, теперь была Сашина очередь говорить.

– Неужели это возможно? – Сашин голос, его руки, губы, горло дрожали в неистовой пляске.

Проклятый Виктор не отвечал. Пауза затянулась. Виктор почуял, что молчание теряет свой эффект и небрежно пожал плечами:

– Не все ли равно, Сашуль? Мы оба знаем, что Лидия была есть и будет русалкой. Она и не жила-то толком никогда по-человечески. Жабры вместо лёгких и сердца. Жива-мертва – эти характеристики не для неё.

Саша от всей души возненавидел красивое и энергичное лицо Виктора.

"Я жив, понимаете? И я наслаждаюсь своей жизнью. Мне плевать, если кто-то не видит в ней смыл, я сам его вижу предельно ясно. Я живу ради своего удовольствия и беру от жизни все. Жизнь происходит здесь и сейчас. Нас с Лидией разделяло то, что я каждую секунду был жив, а она постоянно была мертва".

Саша смотрел на него и осознал эти слова Виктора. Ему отчаянно захотелось поменять их с Лидией местами. Ему захотелось, чтобы она была жива, а он был мертв.

Саша смерил Виктора внимательным взглядом, прикидывая сможет ли он с ним расправиться. Виктор угадал его мысли.

– Ну-ну, мой дорогой, хорош, – засмеялся он. – Я не хрупкая красотка, от меня можно и по мозгам получить. Итак, отбросим лирику. Давай поговорим о голых фактах. Значит ты прикончил нашу с тобой неверную любовницу, потопил ее труп на диком пляже, и живёшь как будто, так и надо, думая, что твоя страшная тайна никому не известна.

– Я не убивал ее, – ответил Саша, но голос предал его и дрогнул. Саша не помнил, как умерла Лидия, не хотел помнить. – Я любил ее. Любил больше всего на свете, любил так, как нельзя любить.

– Так что же произошло в ту ночь?

– Она стояла с моим братом Вадимом ночью на диком пляже, я увидел их и взбесился.

– Какого черта ты стоишь здесь с ним? – Прошипел я. Ветер свистом унес мой голос, но она прочитала слова по губам и глазам.

– Я хочу, чтобы ты уничтожил эту картину, – сказала она. Ее тон показался мне властным и вывел из себя вместо того, чтобы успокоить.

– Правда? – С издевкой засмеялся я. – Разве ты не хотела, чтоб я написал портрет, который прославит нас обоих?

– Не такой. Господи, да что я говорю? Ты не понимаешь.

На самом деле я пришел в ту ночь на пляж, чтоб уничтожить картину, что пугала меня самого. До нее я не писал подобных сюжетов. Я не изображал смерть столь явной. Мне начало казаться, что Лидия права, и это плохие шутки. Шутки, которые потребуют расплаты.

Но Лидия и Вадим поменяли мои планы.

– Вадик, глянешь? – Я достал картину, натянул на мольберт и осветил зажжённой сигаретой, чтоб ему было лучше видно в темноте. – Неужели это не шедевр?

Вадим даже рот открыл от изумления. Я знал, что он ненавидит Лидию, но даже его картина привела в испуг и замешательство. Вадим ненавидел ее так сильно, что в итоге его ненависть соприкоснулась с любовью. Как моя любовь к Лидии поранилась об острый угол ревности. Мы с ним были похожи в этом. Вадим не планировал ее любить. А я не планировал ее ненавидеть. Но разве любовь существует без ненависти? Вадим боялся своей любви, но я не испугался своей ненависти.

– Я исправил ошибки и переделал тот посредственный портрет Лидии на шедевриальный, – я продолжал издеваться, глядя на Вадима. – Что молчишь, как воды в рот набрал? Скажи еще, что тебе не нравится. Ты, кажется, презираешь неверную невесту Павла? Или ты предпочитаешь видеть ее на ложе любви, а не на смертном одре? Вот в чем величие моей картины – она изобличает твое лицемерие.

Вадим продолжал молчать, его лицо постепенно теряло краски, пока наконец не посерело. Меня взбесило его молчание, еще минута, и я б обагрил руки его кровью как Каин. Но внезапно вмешалась Лидия.

– Убирайся, оставь меня в покое, – приказала она, но голосок-то дрожал.

– Нееет, – злорадно протянул я. – Нет. Вы вдвоем считаете, что я уйду и оставлю вас здесь миловаться? Знаешь,