Кризис и Власть Том II. Люди Власти. Диалоги о великих сюзеренах и властных группировках - Михаил Леонидович Хазин

конгрессмена в 1919 году, в 1937-м сам стал конгрессменом от Техаса, а в 1949-м — выиграл выборы в Сенат. Имея за плечами 30 лет опыта политических интриг, он начал объединять сенаторов-демократов под своим неформальным руководством, действуя в точности, как написано в «Лестнице в небо»[338]:

Джонсон «формировал развернутый мысленный портрет каждого сенатора: его сильные и слабые стороны; его место в политическом раскладе; его устремления в Сенате и за его пределами; насколько далеко его можно продвинуть и какими средствами; насколько он любит выпить; как он относится к своей жене и семье и, самое важное, как он относится к самому себе [Dallek, 1992, р. 88].

В 1953 году (пока еще — в республиканском Сенате) Джонсон стал уже и формальным лидером — сначала сенатского меньшинства, а затем, когда демократы в очередной раз вернули себе Сенат, и большинства. Заняв пост лидера сенатского большинства, Джонсон взял на работу толкового секретаря, Роберта Бейкера, обучив его всем навыкам Власти:

Если ты хочешь знать, что происходит, ты звонишь Бобби. У него весь расклад голосов. Он знает, кто пьян, кого нет в городе, кто с кем спит. Он знает, кто против законопроекта, почему и как его можно переубедить. Вот что такое Бобби!.. Бобби нравился [сенаторам], потому что он был полезен, очень полезен. Он давал информацию… он мог раздобыть деньги для избирательных кампаний… Он считал голоса — он реально считал голоса!.. Самая важная часть работы Джонсона заключалась в разведке, о масштабе и эффективности которой ЦРУ не могло и мечтать [Dallek, 1992, р. 89–90].

С этого момента и на ближайшие восемь лет судьба всех законопроектов в США решалась в кабинете Линдона Джонсона. Однако даже будучи «хозяином Сената», он не контролировал всю Демократическую партию, и на внутрипартийных выборах 1960 года уступил Джону Кеннеди[339].

Читатель. А что происходило с республиканцами? Неужели у них тоже не все решалось в Chase Bank?!

Теоретик. Вопрос риторический, не правда ли? Катастрофический провал республиканцев на выборах 1936 года оттолкнул от них большую часть спонсоров, но ничуть не изменил образ мышления республиканских политиков. Они по-прежнему следовали консервативной политике (меньше налогов, меньше социальных и военных расходов), воплощенной в фигуре «мистера республиканца» — сенатора Роберта Тафта. Сын президента США Уильяма Тафта[340] Роберт прошел по всем ступенькам карьеры американского политика — от депутата законодательного собрания штата Огайо (1921 год) до сенатора того же штата (1939 год). Начиная с 1940-го Тафт постоянно входил в первую тройку республиканских кандидатов в президенты, а к 1947-му стал признанным лидером партии, возглавив ее Политсовет[341].

Читатель. Но почему этот Тафт так ни разу и не вышел в финал президентской гонки? Четыре цикла подряд — и каждый раз вместо него выдвигался кто-то другой?

Теоретик. Ровно потому же, почему и Джонсон смог стать президентом только через труп Кеннеди: против первого человека в олигархической партии объединяются все остальные. В 1940 году, как мы уже отмечали, в президенты был выдвинут малоизвестный (и сразу же исчезнувший с политической арены) Уэнделл Уилки. А в следующем цикле республиканцы предпочли в качестве кандидата новоиспеченного губернатора Нью-Йорка Томаса Дьюи, легендарного прокурора, разгромившего нью-йоркскую мафию и посадившего директора Нью-Йоркской фондовой биржи Ричарда Уитни. Новое лицо партии (борец с преступностью вместо ставленников большого бизнеса) улучшило имидж республиканцев настолько, что на промежуточных выборах в 1946 году им удалось завоевать большинство в обеих палатах Конгресса.

Однако выборы 1948 года, на которых победа Дьюи считалась практически гарантированной, обернулись для республиканцев полным провалом. Президентом остался Трумэн, демократы вернули себе большинство в обеих палатах, и виной тому была невнятная политическая программа Дьюи, стремившегося не растерять электорального преимущества (13 % на начало 1948 года). Для реального успеха на выборах республиканцам требовался либо харизматический кандидат, либо новая политическая идея, способная заинтересовать избирателей.

Читатель. И что же они придумали?

Теоретик. А вот тут мы сделаем паузу, чтобы напомнить: мы анализируем не сами «политические формулы» властных группировок, создаваемые для привлечения на свою сторону широких масс, а ищем людей, стоящих за их созданием и применением. Как показывает опыт, такой поиск лучше вести в обратном порядке, «разматывая» предысторию ключевого исторического события. В нашем случае таким событием является назначение госсекретарем США Фостера Даллеса — вместо напрашивавшегося (в прямом и переносном смыслах) на эту должность Джона Макклоя. Почему Эйзенхауэр выбрал человека, не занимавшего значимых позиций ни в Республиканской партии, ни в могущественной группировке «мудрецов», и с которым сам был знаком меньше года?

Фостер стремился установить [с Эйзенхауэром] личный контакт. Он организовал себе выступление с речью в Париже, где Эйзенхауэр был Верховным главнокомандующим союзных войск[342]. Между ними состоялось два обстоятельных разговора, и Фостер оставил генералу рукопись своей статьи для журнала Life под названием «Политика смелости». Он обвинял демократов в недостаточности «политики сдерживания» коммунизма и обещал, что республиканцы перейдут в наступление — освободят «порабощенные нации» и сокрушат «коммунистических марионеток» по всему миру [Kinzer, 2013, р. 249].

Программа, конечно, впечатляющая, но достаточно ли обещаний сокрушить коммунизм для того, чтобы сразу же стать госсекретарем США? Разумеется, нет; подлинные причины назначения Даллеса нужно искать в его предшествующей биографии. Как и многие герои нашей истории, он начал свою карьеру простым клерком в Sullivan and Cromwell, крупнейшей на тот момент (1911 год) юридической фирме США. Фирма занималась главным образом международными контрактами, так что Фостеру пришлось поездить по разным странам; наработанные почти за 10 лет связи воплотились в должность советника при американской делегации на Версальской мирной конференции 1918 года.

По возвращении в Нью-Йорк Фостер получил повышение до партнера Sullivan and Cromwell (работавший в той же фирме брат Фостера, Аллен Даллес, стал партнером только в 1930-м). Контакты в окружении президента Вильсона позволили Фостеру войти в число его советников, а в 1921 году — и в число основателей Совета по международным отношениям наряду с его тогдашним лидером (бывшим госсекретарем Теодора Рузвельта) Элиу Рутом и первым президентом совета Норманом Дэвисом. Фостер сразу же включился в работу: в первом же номере журнала Foreign Affairs (печатного органа совета) были опубликованы статьи Элиу Рута и Фостера Даллеса.

Читатель. Вот это номер! Я думал, что совет был рокфеллеровским с самого начала, а оказывается, его организовали совсем другие люди?

Теоретик. Похоже на то. Совет организовывали те же люди,