Дядя Леша - Елена Милкова

Конечно, Вадим не звонил домой и. не сообщал номер рейса и время прибытия, но узнать-то совсем не сложно. Если захотеть… Значит, не очень хотелось.

Вадим прошел опустевший зал и вышел на площадь перед аэропортом. К остановке «Посадки нет» катил автобус номер тринадцать. Слава Богу, по крайней мере, не пришлось его долго ждать. До метро «Московская», оттуда по: прямой до «Горьковской»… Он вдруг поймал себя на том, что ехать домой не хочется. И собственно почему домой, разве эта квартира дом ему?,

— Вадик! Милый! Вадька! — раздался крик у него за спиной.

Вадим резко повернулся и увидел, как к нему, протягивая руки, бежит мать. На некотором расстоянии за ней шел отец. Мать плакала, Владимир Вадимович пытался сохранять спокойствие.

— Вадик, миленький. — Нонна Анатольевна обняла сына, который, хотя и был выше нее на две головы, все равно оставался в ее глазах маленьким мальчиком, которому иногда нужно материнское тепло.

— Здравствуй, сын, — сказал отец.

— Как вы узнали, что я прилетаю? — спросил Вадим.

— Я звонила… к тебе в клуб, и мне сказали, — после секундного замешательства ответила мать.

Вадим больше ни о чем не стал спрашивать. Он понял — сначала она позвонила Валерии, а та сказала, что ни о чем понятия не имеет или что не собирается его встречать. Как было на самом деле, он решил не выяснять.

В этот момент подрулил тринадцатый, и Вадим вместе с родителями погрузился в него, радуясь, что направляется теперь действительно домой.

Вадим ошибался. Валерии вовсе не было безразлично, дисквалифицировали ее мужа или нет, но по совсем другой причине. Ведь его сняли с соревнований, а это значит, что получит он гроши в виде командировочных от Российского спорткомитета. А мимо сотен и тысяч долларов за игры и победы он пролетел. Этого Валерия не могла ему простить.

— Господи! — кричала она Вадиму. — Ну колол бы себе эти допинги, или на чем там тебя поймали. Но все надо делать с умом! Ты что, не знал про тестирование?

— Знал.

— Так как же можно быть таким идиотом! Другие тоже наверняка что-нибудь колют, пьют или глотают, но почему попасться должен именно ты?!

— Я вовсе не уверен, что все…

Вадим не договорил, потому что Валерия, раздраженно махнув рукой, оборвала его:

— Не надо! Не надо песен! Все эти спортсмены одним миром мазаны. Принимали и будут принимать. Иначе откуда рекорды. Нормальному человеку вовек так не прыгнуть, или чем вы там занимаетесь. Но другие умные, а ты — дурак. Чем мы теперь будем за квартиру платить?

— Я привез двести пятьдесят, — ответил Вадим. — На следующий месяц хватит, а там Ник-Саныч обещал подать апелляцию…

— Ой! — с раздражением отмахнулась Валерия. — Ну о чем ты говоришь? Что даст эта апелляция? Даже если ему удастся убедить весь свет, что ты не виноват, задним числом тебе деньги не вернут. Конечно, твой этот Ник, как его там, тренер, будет за тебя драться кровь из носу, твой успех — это его успех, но пока суть да дело… В этом месяце заплатим, а потом что? А дом? О доме ты забыл? На отделку я хотела вагонку…

— Слушай, — вдруг глухим, каким-то незнакомым голосом, спросил он, — а ты, вот ты лично, как думаешь, я принимал допинг или нет?

— Какая разница? — пожала плечами Валерия.

— Для меня это очень важно.

— Ну… — протянула Валерия, — я как-то не думала… — Она окинула Вадима оценивающим взглядом. — Черт тебя знает. Честно говоря, я думала, что принимал. Даже не сомневалась, если хочешь знать. Но раз ты так спрашиваешь… Неужели нет? А как же ты тогда попался? Знаешь, дыма без огня не бывает. Или тебя кто-то подставил…

— Спасибо, — спокойно сказал Вадим, поднимаясь. — Можешь больше не ломать голову.

Валерия без слов равнодушно пожала плечами.

— А что касается дома, — все с тем же ледяным спокойствием продолжал Вадим, — то мне этот дом не нужен.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Если он тебе нужен, строй его сама. Я о нем больше не хочу слышать. Ты поняла меня?

Валерия снова промолчала. Вадим вдруг подумал, что жена больше вовсе не кажется ему привлекательной. Он смотрел на нее и не понимал, что вообще могло привлечь его в этой женщине. Что таинственного, загадочного он мог в ней усмотреть? А ведь усматривал что-то… А вот жадность и безразличие ко всем, кроме себя самой, не заметил.

Но самое странное, что вмиг пропала ее привлекательность, как будто ее и не было. Абстрактная красота — пожалуй, да. Холодные глаза, неприятный правильной формы рот на кукольном лице, с которого не сходит недовольное выражение. Ему больше не хотелось на нее смотреть.

Не говоря ни слова, он надел пиджак и вышел.

Валерия даже не повернула головы в его сторону.

Надо же так проколоться!

Теперь Вадим Воронов ходил по городу высоко подняв воротник. В метро вообще перестал ездить, только на машине или пешком. Ник-Саныч сдержал слово и подал апелляцию, но доказать что-либо было очень трудно. Правда, от спортивного врача тренер избавился сразу же по приезде. Оказалось, что слухи о нечистоплотности Адрианыча уже ходили, и теперь в руководстве клуба провели внутреннее расследование, и оказалось, что Воронов был далеко не первым из тех, кого врач шантажировал.

Но Вадиму было от этого не легче. Он был далек от того, чтобы мстительно радоваться чужим неприятностям, хотя Павел Адрианович, безусловно, получил по заслугам.

По крайней мере, утешало то, что и тренер и руководство клуба верили ему. Однако, пока не было никаких официальных сообщений, в глазах всего света он оставался тем, кого дисквалифицировали.

С Вадимом творилось что-то ужасное. Он не мог слышать слова «Рим», и даже от рекламы итальянской мебели у него портилось настроение. Родители пытались как-то отвлечь его, почти насильно вывезли на дачу, советовали принять приглашение их давней подруги художницы Анны Бошан и съездить в Париж. Но Вадиму не хотелось ничего. Лучше всего было бы превратиться в улитку или рака-отшельника и сидеть не вылезая из своего крошечного мирка.

И никого не видеть.

Это почти удавалось. Во всяком случае, многие из его новых знакомых, вроде Жоры Лисовского или Валентина Эдуардовича, как будто забыли о его существовании. Телефон, который, бывало, с утра до вечера надрывался от звонков, теперь молчал. А если и звонил, то спрашивали неизменно Валерию.

После той ссоры Вадим уехал к родителям и не появлялся дома три дня. Валерия не позвонила ни разу, а Вадим, вопреки всем своим установкам, ждал ее звонка. Он злился на себя, считая это слабостью. Но не мог, сколько ни пытался, стать безразличным, и молчание Валерии, которая прекрасно знала и не могла не знать, где он, изматывало его. И мысли не могло быть о том, чтобы взять и позвонить самому.