Дар берегини. Последняя заря - Елизавета Дворецкая

– Как ты, госпожа? – наконец догадался спросить Славон. – Все ли у тебя благополучно? А в городе спокойно ли?

– Все у меня благополучно и в городе спокойно, – чуть дрожащим голосом ответила Прекраса.

Неспокойно было у нее на душе – тяжким камнем лежало на ней ожидание неизбежного. Сегодня утром, умываясь, она увидела в лохани отражение своего лица – и при этом чужого, и чужие глаза прошептали ей: «Плеск есть – голова есть…». Завидев внезапно прибывших бояр, она ждала ужасной вести и от этого ожидания подкашивались ноги. Но никаких особенных вестей у них не было, и Прекраса, обманувшись в этих ожиданиях, даже растерялась. Еще ничего такого не случилось… Или вести еще не поспели?

– О тебе князь беспокоится, – добавил Радила. – Хочет, чтобы мы при тебе были и тебя хранили. И чтобы дань доставили, а то уже столько собрали, что с собой возить нет мочи, – он насмешливо глянул на Свена. – А как сам вернется – еще столько же привезет.

– Князь здоров? – пролепетала Прекраса, и собственные слова казались ей нелепыми: да о живом ли она спрашивает?

– Здоров, тебе того же желает и чаду.

На миг этот ответ, произнесенный со всей уверенностью, успокоил Прекрасу. Однако…

– Давно вы с ним расстались?

– Четыре дня шли, если с нынешним. Снегу намело, а у нас сани-то, да скотина, да полон…

Сердце снова дрогнуло: эти люди не видели Ингера четыре дня. А за эти четыре дня могло случиться…

«Плеск есть – голова есть…»

Стараясь отогнать эту мысль, Прекраса судорожно сглотнула. Взгляд ее упал на женщину во дворе, сидящую на санях тремя детьми. Та выделялась среди двух десятков приведенных парней и девок: была уже средних лет, одета в богатых лисий кожух, да и дети при ней были гораздо моложе того возраста, когда забирают в челядь.

– А кто вон там?

– Это тебе дар от князя, – ухмыльнулся Радила. – Княгиня Хвалимирова с чадами.

– Что? – Свен едва не подпрыгнул от изумления и оглянулся. – Откуда она у вас? Как?

– В Малине взяли. Князь приказал, – Радила сурово глянул на Свена, сложив руки на груди: он вспомнил, что именно эта женщина выдала сговор воеводы с Хвалимиром, из-за чего Ингер и отослал дружину домой.

– Но почему вы ее взяли?

– Князь приказал. Не доверяет он Хвалимиру, – взгляд Радилы говорил, что «не доверяет» в той же мере относится и к Свену. – В Малине не дождался, навстречу не вышел, в Искоростене схоронился… Может, он до весны бегать задумал. А теперь-то выйдет, поклонится.

Изо всех сил Свен старался лицом не выдать своих чувств. Что задумал Хвалимир, он как раз знал: они вдвоем решили, что князь древлянский будет уклоняться от встречи, заманивая Ингера вглубь своей земли, в Искоростень. Но они оба не думали, что это насторожит Ингера и заставит взять заложников.

– Отведите ее в тепло, – велела Прекраса. – На холоде же весь день. Дети малые… Зорька! – она обернулась к челядинке. – Отведи их в децкую.

Та поспешила к саням, поклонилась, стала что-то говорить, указывая на Прекрасу. Пленница взглянула на нее, но Прекраса отвернулась. Говорить с женой Хвалимира ей сейчас не хотелось.

Тем временем Свен сложил в голове все произошедшее. Ингер, заподозрив неладное, взял в таль Хвалимировых домочадцев и отослал в Киев. Вместе с данью и двумя сотнями войска. А сам остался с полусотней гридей посреди земли Деревской. С малой дружиной пошел на Искоростень, где ждет его Хвалимир с собранным ополчением.

Сердце гулко билось, в душе будто рушились горы. Действуя почти вслепую, Ингер дважды нарушил сплетенный против него замысел: отослал в Киев значительные силы и взял Хвалимирову княгиню в таль. Теперь что бы ни случилось там, уладить дело здесь, в стольном городе, Свену будет далеко не так легко, как он рассчитывал.

Но хуже всего была неизвестность, как теперь поведет себя Хвалимир. Попытается вступить в переговоры, чтобы спасти свою семью? Если таким путем Ингер уцелеет, все надежды Свена рухнут и из ловца он превратится в дичь.

И не об отцовском столе ему придется думать, а о том, чтобы сохранить свою жизнь и собственных детей.

* * *

Месяц сечень проходил в тревоге. Сославшись на приказ Ингера, Кольберн не ушел к себе в Вышгород, а остался в Киеве, прямо на княжьем дворе, разместив своих людей в дружинных домах, где раньше жили гриди. Пытаясь выведать, что у них на уме, Свен прямо спросил: зачем Ингер отослал оружников княгине, когда здесь, в Киеве, есть воевода с дружиной, для того и назначенный, чтобы беречь дом владыки и его город? Кольберн не ответил, лишь смерил его вызывающим взглядом. Сам он попытался взять на себя охрану городских ворот, но тут Свен и не подумал уступить.

– Пусть князь мне сам прикажет, тогда другое дело, – сказал он.

– Князь хочет, чтобы город хранили верные люди!

– Драться будем? – Свен прищурился, уперев руки в бока. – Что ты меня неверностью попрекаешь, пока смолчу, а как Ингер вернется, тогда припомню. Теперь же знай свое дело, а в мое не суйся.

Сохраняя перед людьми обычный вид, нагловатый и уверенный, на самом деле Свен не знал покоя. Ингеровы бояре что-то проведали о его делах с Хвалимиром, но что? К заложнице, Хвалимировой княгине, его не подпускали. К ней не подпускали даже Ельгу. Из разговоров Свена со старшими оружниками Ельга уже поняла: провожая Ингера в полюдье, Свен вовсе не ждал его обратно. Но промолчала. Несколько лет назад Свен давал ей слово не умышлять на Ингера без ее ведома. Брат нарушил слово, но она не стала его упрекать. Все слишком сильно изменилось, и Свен вел борьбу, в которой все средства стали хороши.

А если он эту борьбу проиграет, она лишится всего, что ей дорого. Свен, если не погибнет, будет изгнан вместе с семьей и дружиной. Она потеряет Асмунда и будет выдана за Ратислава. И ему, кроме богатого приданого, принесет наследственную удачу Ельгова рода. С этим Ельга не могла примириться. Однажды позволив себе взглянуть на Асмунда как на мужчину, она уже не могла представить себя женой кого-то другого, пусть и более знатного и занимающего более высокое положение.

«Почему ты мне не говорил?» – спросила она его в тот день, когда узнала, что он родной внук Ельгова побратима.

«Я думал, ты знаешь, – Асмунд двинул бровями. – Это не тайна. Ельг мог тебе сказать. Фарлов знал, Ольгер, Свен, да и многие наши дренги. Но ты… – он придвинулся и осторожно, как нечто очень хрупкое, взял ее руку. – Ты сама не сочтешь недостойным… выйти за меня, если… так сложится? Я знаю, я тебе не ровня, но такие случаи бывали…»

Ельга глубоко вздохнула. Много лет она подавляла влечение к нему, потому что понимала: такая страсть унижает ее, законную дочь старого Ельга. Не всякий князь был ей под пару. Даже мысленно сказать «да» простому человеку означало уронить свой род.

Но такие браки и впрямь бывали, и дети от них, имевшие конунгов в предках по матери, не раз пытались отбить дедовы престолы. О многих конунгах рассказывают, что они отдавали своих дочерей отважным мужам, которые добились большого уважения. Разве Асмунд заслуживает меньшего? В семнадцать лет Ельга могла думать, что если не найдется князя ей под стать, то лучше уж навек остаться в девах. Тогда ей казалось, как почти всем девам кажется, что вот-вот откуда-то явится сверкающий витязь, достойный ее жених. Но когда пришла пора от мечтаний переходить к делу, оказалось, что таких для нее просто нет – в известной части мира не было властителей, равных ее отцу. Может, за морем Варяжским… Теперь же, когда дело шло к двадцати пяти годам, а положение госпожи гридницы она утратила, ей хотелось обрести опору в муже, которому она будет доверять. Уехать в чужие края, к кому-нибудь вроде Страдомира, жить среди чужих она совсем не хотела. Но засохнуть вечной девой, утирающей носы братовым чадам…