Дар берегини. Последняя заря - Елизавета Дворецкая

Между Малином и Искоростенем было всего два дневных перехода и один погост по дороге, однако сегодня начинался четвертый день пути. По засыпанной снегом дороге, прорубленной в лесах еще при старом Ельге, конный отряд продвигался медленно, и дважды пришлось ночевать в древлянских весях. В нынешней было пять дворов, и все поместились, только хозяев-древлян отправили в бани, благо там тоже есть печи. Теперь до цели оставалось немного, меньше одного дня, и Ингер рассчитывал в следующий раз заночевать в погосте близ Искоростеня, в полутора верстах.

Сидя на лавке, где спал, Ингер чувствовал себя разбитым и совсем не отдохнувшим. Открыли дверь, чтобы дать выход дыму, но все равно в низкой избе глаза щипало. Ингер зажмурился, потом вытер глаза рукавом. Во дворе разводили костер, двое отроков возились с остатками разной дичины – зайцев, глухарей, одной косули, – которую взяли вчера по пути и поджарили на ужин. От дичины оставались одни объедки, разные жесткие обрезки и обглоданные кости, однако их свалили в котел, чтобы приготовить на этом отваре кашу из толченого ячменя. И это на весь предстоящий день…

Ингер подавил вздох, не желая показывать дружине, как он устал. Ему двадцать пять лет, а он чувствует себя на все сорок пять. Слишком молод он был, когда принял на плечи эту огромную державу, кое-как собранную из наследия отца и дяди. Первый неудачный поход на греков, попытки если не приобрести новых данников, то хотя бы не упустить старых, необходимость укрощать ретивых воевод и соседских князей, набивающихся в родню… Смерть двух первых сыновей, непрерывная борьба за то, чтобы усидеть на своем столе… И с кем борьба – с каким-то сыном рабыни! За семь лет Ингер так устал делить со Свенгельдом то, что должно принадлежать ему одному, что жаждал покончить с ним одним ударом. Тот, как видно, тоже, если малинская княгиня не солгала насчет его свидания с Хвалимиром. Но теперь этому соперничеству конец! Ради будущего блага Святослава нужно избавить его от сыновей Свенгельда, которые вот так же будут посягать на его достояние. Свенгельд сам сунул голову в петлю, когда связался с древлянами. Больше он не будет заслонять Ингеру путь к славе.

Но слава начинает сверкать, как золото, лет через сто после смерти, когда о тебе сложат саги. А при жизни путь к ней пролегает через вот это все – жесткое холодное ложе в чужом доме, дым, вчерашние кости в котле, целодневный путь по холоду, через снега по грудь лошади. Двадцать, тридцать лет такой жизни, чтобы потом, когда ты уже умрешь, о тебе рассказывали, как о Ельге: «Он отправился прочь оттуда с большими богатствами и столькими сокровищами, что нельзя сосчитать, а конунг в благодарность за собранную дань выдал за него свою дочь». При жизни Ельг, наверное, не раз проклял свою судьбу, носившую его по морям и странам и заставлявшую воевать с великанами и ведьмами.

Но все это не зря. Прекраса была весела, когда провожала его. Она сказала, что в этом походе он раздобудет славу на века, которую никто уже не сумеет у него отнять. После былых поражений он накопил удачи, и размер дани это подтвердит. Остается смело идти вперед – ведь удачу пробуждает только отвага, только дело. Сидя дома в покое, ни удачи, ни славы не добудешь.

Поели, тронулись в путь. День выдался ясный, с легким морозцем. Кое-где дорога была накатана санями – сами древляне пользовались ею для путешествий от одной веси к другой, – на иных участках кони шли по грудь в снегу.

Наконец лес расступился. И каждый раз, как это случалось, возникало чувство, будто выходишь в новый неведомый мир, пройдя через тьму пограничья.

– Вон город! – возбужденно крикнул Обрядило, ехавший впереди.

За снеговыми полями – летом здесь были пашни и выпасы, – высился Искоростень: высокий тын на вершине красновато-бурой гранитной скалы. С востока раскинулся обширный посад, в небо поднимались многочисленные дымы. Через посад пролегал въезд в город – на перемычку через ров.

Ингер поднял руку, приказывая дружине остановиться. Искоростень был очень хорошо укреплен: естественные уступы скалы были облицованы каменной кладкой, а от поля его отделял широкий и, видимо, глубокий ров, но сейчас глубину его скрывал снег. Однажды Ингер уже видел древлянскую столицу – семь лет назад, когда князь Житимир вышел ему навстречу со старейшинами и поднес каравай в знак своей покорности. Ингер ждал, что так же поступит и Хвалимир. Иначе зачем тот забрался сюда, вместо того чтобы ждать в собственном доме?

Дорога через поле, ведущая в посад и далее в городец, была неплохо накатана и желто-буро полосой выделялась на снежной белизне.

– Ну, тронулись! – сказал Ингер. – Огмуд, как я дам знак, труби.

Строем по двое дружина двинулась вперед к Искоростеню: знаменосец, трубач, четверо гридей, потом Ингер с Ратиславом и еще двое при них, далее остальные.

Когда кияне были уже почти на середине поля, ворота городца отворились. Ингер вгляделся: на мосту через ров показались люди. Вот он, Хвалимир!

Первые ряды пеших уже вышли в посад, а из города все тянулся темный поток. Обилие народа встревожило Ингера, но отсюда он еще не мог разглядеть, что за люди.

– Эй, княже! – Огмуд, ехавший рядом со знаменосцем, обернулся. – Гляди, у них там боевой чур! Наряженный!

В голосе его слышалась тревога. Всмотревшись, Ингер различил красное пятнышко, поднятое над первыми рядами толпы. Это мог быть боевой чур, который древляне носили перед полками вместо стяга – в день сражения на него надевали особую одежду, сорочку, шапку и плащ.

В этот время спереди донесся воинственный звук рога. Из города вышло уже не меньше сотни человек. Передние ряды с боевым чуром прошли через посад – теперь Ингер обратил внимание на его пустоту, – и выдвинулись в поле, а на узком мосту через ров еще теснились выходящие за ними следом.

Дружина без приказа придержала коней, раздались возгласы. Невольно похолодев, Ингер осознал: в этот раз ему каравай на рушнике не вынесут. Хвалимир задумал совсем другую встречу.

И вместе с тем в крови поднимался жар. Опаляло страхом – с этим красным пятном боевого чура к нему, возможно, приближалась смерть, – и заливало шальное веселье, как всегда в предвкушении битвы. Как будто невидимые крылья разворачивались за плечами. Ну вот, все стало ясно. Напрасно думают эти чащобы, что смогут напугать князя русского!

– К бою! – весело крикнул Ингер назад и оглянулся к своему оружничему. – Давай!

Гриди придержали коня, стали поспешно соскакивать на снег, чтобы удобнее было надевать кольчуги и шлемы. В ближней дружине у всех было что-то из защитного снаряжения, а у многих то и другое. У Ингера, Ратислава и всех десятских имелись греческие пластинчатые доспехи, полученные среди даров от Романа два года назад. У Ингера шлем был с позолоченной отделкой, чтобы на поле боя воины хорошо видели своего вождя и легче понимали приказы. Натягивая кольчуги, гриди прыгали на снегу, чтобы те ровнее и быстрее легли. Все делалось споро, без лишней суеты.

– Ингер! – Когда князь застегивал шлем, рядом вдруг оказался Ратислав и схватил его за руку. – Не надевал бы ты свой шлем! Нас мало, а тебя в нем сразу видно, как месяц в небе! Снимут тебя стрелой, да и все!