Сто великих криминальных драм XX века - Марианна Сорвина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Была и ещё одна вещь, которая притягивала – отсутствие родственных связей: Влад не был ни «внуком», ни «сыном», ни «племянником», он был типичный «self-made-man». Пролетарская биография: отец – мастер гальванического цеха завода «Динамо», мать – копировщица в проектной организации того же завода, потом уборщица в метро. Такое нарочно не придумаешь. А если ещё принять в расчёт, что отец покончил с собой, когда Владу было 17 лет, а его отчим был наркоманом, то картина его взросления и развития складывается просто фантастическая. Спасло будущего героя только то, что он вырос в спортивном интернате.
Вот поэтому, глядя на блистательного, спортивного и раскрепощённого Влада, каждый думал: «Значит, можно вот так – без связей, без протекции. Надо просто иметь талант и работать над собой». Во многом именно из-за Влада их тройку называли «битлами перестройки», потому что к началу 1990-х они уже стали живой легендой. Здесь стоит обратить внимание на слово «живой»: настоящие «юные барабанщики» старыми не становятся, и что-то такое промелькнуло в сознании уже тогда – смутная догадка или предчувствие.
То, что стало происходить потом, к середине 1990-х, было заметно не всем: кухня телевидения – не та реальная, что была в их передаче, а метафорическая, обозначающая изнанку любого производства, – известна только работникам самого телевидения. А телевидение – это деньги и связи.
Молодые бунтари перестроечного телевидения стали заметными, они начали расти, продвигаться, получать новые возможности. В те времена такие возможности были связаны с политикой или коммерцией. И журналисты охотно становились депутатами и предпринимателями, пренебрегая своим имиджем народных трибунов. Человека, занимающего высокий пост на телевидении, сразу же опутывают бесчисленные связи и обязательства; он всё время что-то кому-то должен. Здесь не избежать цитирования товарища Листьева, Владимира Мукусева: он понимал, что происходит и многое видел наперёд. А происходила коммерционализация и телевидения, и перестройки, и всей жизни в России.
«Я не могу забыть разборки в родной “молодежке”, когда обсуждали мое интервью журналу “Огонек”, в котором я поведал, как умирает “Взгляд”. Умирает, потому что там стали делать деньги. К концу четвертого года существования “Взгляда” ребята, в том числе и Влад, начали зарабатывать на программе деньги: заказные сюжеты, плюс коммерческие структуры, которые от имени “Взгляда” что-то продавали и покупали… После того собрания в стилистике 1937 года я вывел Листьева в коридор и сказал: “Влад, предлагаю забыть обо всем и поехать со мной в Новосибирск, начать делать новый “Взгляд”, с нуля”. Как смог, сказал ему о своих идеях, о том, что хочу создать независимую телекомпанию, потому что ВИD тогда уже находился под тотальным контролем властей. На что он, достав из кармана (впервые мною увиденную) нераспечатанную пачку стодолларовых купюр, риторически спросил: “Ты хочешь, чтобы я вот это променял на Сибирь?” При этом он глядел на меня поверх очков так, что, хотя мы были примерно одного роста, мне казалось, будто он смотрит сверху вниз, как на не очень умного, совсем больного человека, который не понимает элементарных вещей.
Я уже знал, что учредительные документы созданной нами компании нелегально переписаны, и я не только перестал быть одним из ее хозяев, но фамилии моей нет в списке акционеров. Я сказал: “Знаешь, Влад, если так пойдет дело, вы рано или поздно перестреляете друг друга”. И в следующий раз я увидел Листьева лежащим в гробу. Причем именно в тех очках. Какая-то шкодливая рука надела ему эти очки. Мог ли я тогда увезти его в Новосибирск? Не думаю. Но точно знаю, что я не имел права произносить фразу, ставшую пророческой».
Вечером 1 марта 1995 года в 20 часов 38 минут на Новокузнецкой улице прогремели выстрелы. Листьев был убит в подъезде своего дома, когда поднимался по лестнице: он возвращался с работы. Телохранителей у Влада не было: вопреки своей новой профессии он не хотел выглядеть трусливым чиновником. Киллер караулил его в подъезде. Первая пуля попала в руку, вторая – в голову. У Листьева была немалая сумма денег, но убийце она была не нужна: ему уже заплатили.
Новокузнецкая улица – центр столицы, и уже через несколько часов подъезд дома, оцепленный милицией, был завален букетами цветов. Во дворе стояла толпа. Люди приходили целыми коллективами. Все были подавлены. Помнится, только одна женщина смотрела на всё происходящее холодным, скептическим взглядом. «Да, я смотрю иначе, – сказала она. – Многие погибают, но до этого никому нет дела. Выходит, простые люди никому не интересны. Надо быть звездой, чтобы о тебе сожалели». Формально она была права. Но такова реальность: смерть обычного человека вызывает сочувствие только у тех, кто его знал; смерть звезды, всеобщего любимца заставляет сочувствовать сотни и тысячи людей. А Влада Листьева помнили, несмотря на то, что на экране он из-за нового назначения стал появляться всё реже.
Следователи сразу предположили, что убийство связано с профессиональной деятельностью телеведущего. Но, несмотря на заявления о том, что дело близко к раскрытию, все уже тогда понимали, что дело не раскроют, а убийц и тем более заказчиков не найдут. Слишком крупные лица стояли за этим убийством. Тогда уже звучало слово «семья»: речь шла о коррумпированной верхушке власти – окружении президента. Но надежда теплилась вместе с интересом к этому делу. Гибель и похороны вызвали большой резонанс, и каждую передачу, посвященную Листьеву и расследованию его смерти, встречали с любопытством. 2 марта вышла программа «Час Пик», посвящённая жизни и журналистскому творчеству Листьева. Потом несколько документальных фильмов.
А дальше проходили недели и месяцы, но никакого движения не намечалось. Казалось, всё – на виду, ведь жизнь Листьева была публичной и прозрачной, а значит, найти того, кому это выгодно, легче лёгкого. Но с тех пор прошло 20 лет практически без результата.
Версии выдвигались разные. Рассматривалась даже семейная, связанная с треугольником Листьев – Назимова – Разбаш: вдова Листьева, модный модельер-дизайнер и заметная дама Альбина Назимова, вышла замуж за Андрея Разбаша, в котором некоторые усмотрели заинтересованное лицо. Но эта «романтическая» версия быстро развалилась, тем более что Разбаш тоже вскоре умер, а Назимова вновь вышла замуж за успешного человека.
Наибольшей популярностью пользовалась версия участия в убийстве главного финансиста ОРТ Бориса Березовского – фигуры в то время неприкосновенной. Это объясняло застойный ход следствия. Версия сводилась к тому, что Березовский без расписки взял у Листьева крупную сумму в валюте. За несколько дней до гибели Влад просил Березовского вернуть деньги. Тот сказал, что свободных средств сейчас нет. Листьев настаивал, Березовский пообещал что-то придумать. Листьев и Березовский встречались накануне 1 марта, а потом всемогущий БАБ улетел в Лондон: может, алиби себе создавал.
Для того чтобы понять, что произошло в 1995 году, необходимо вспомнить события последних месяцев перед убийством. В январе Листьев покинул телекомпанию «ВИD», сделавшую его знаменитым. Он пошёл на повышение. Позднее говорилось, что на пост генерального директора телекомпании ОРТ Листьева утвердил именно Березовский из-за национального предпочтения. Но хорошо известно правило: кто платит, тот и заказывает музыку. Назначенный директор становится карманной, марионеточной фигурой, и тогда приходится выбирать – быть послушным и делать большие деньги, или быть гордым и свободным, но без больших денег. Это было ясно абсолютно всем, кроме Влада Листьева, который почему-то думал, что сможет перестроить телевидение. Едва обустроившись на новом месте, он мгновенно принялся реформировать хозяйственную политику компании. По предложению заместителя гендиректора Б.Ш. Патаркацишвили с 1 апреля было решено ввести мораторий на рекламу, и Листьев это решение утвердил вопреки интересам объединения рекламных агентств, которое контролировало 100 % рекламы на ОРТ. Говорилось и о «сомнительных финансовых операциях», в которые втянули первого гендиректора, о и «больших деньгах на ТВ». Листьев говорил, что нашёл европейскую компанию, которая готова платить за монополию рекламного времени 200 миллионов долларов.