Ведьма княгини - Симона Вилар

Малкиня тряхнул головой, при этом оступился, поскользнувшись на мокрой траве. Дождь, все время сеет дождь, мелкий, изводящий, от которого отсыревают тетивы и нет возможности растянуть во всю силу лук. Был ли это просто дождь или его наслали? Нет, древляне отменные стрелки, им этот дождь невыгоден. Разве только… И Малкиня сумеречно поглядел на низкую тучу, висевшую над головой, скрывающую небо. В такую погоду, когда небо закрыто, особенно могучи темные подземные силы. Но пока день не окончен, они не могут проявить себя. И тогда… Но полноте — что тогда? Уж не струсил ли ведун Малкиня до срока?

Он заставил себя отвлечься от гнетущей тревоги. Да и что может быть хуже той резни, какую он наблюдал сегодня воочию? И Малкиня стал размышлять о князе Мале… который уже не был Малом. И вдруг понял еще одну причину, отчего не уходит к своим. Ибо если ему и было к кому еще идти у древлян, так это к князю Малу, который некогда возвысил его, приблизил к себе, сделал советником, и к которому Малкиня по-своему даже привязался, жалел и готов был ему служить. Но Мала не было среди древлян. Были лишь волхвы, поклонявшиеся Чернобогу. Был Маланич и был Шелот, который принял образ Мала. И это означало лишь одно: Мала больше нет на свете. Его убили волхвы, чтобы вершить свою волю. А значит, у древлянского племени не было главы. Малкиня же не желал служить волхвам и тем темным силам, каким они поклоняются.

Он думал об этом весь остаток дня, пока помогал перетаскивать тела павших, облегчал страдания раненых. Ему пришлось врачевать как русичей, так и стонущих в полубеспамятстве древлян — ему не мешали, и он делал все, что мог, как для своих, так и для чужих.

Порой он слышал, о чем разговаривают русские воеводы. Тот же Асмунд отдавал приказ собрать, уложить своих павших в одном месте, покрыть валежником, осмолить и поджечь. Не следовало оставлять тела не погребенными, таков обычай. Кто-то из варягов переживал, что они не могут найти тело убитого ярла Грима. Варяги переговаривались, что тело их предводителя, должно быть, лежало недалеко от Искоростеня, в той свалке тел, к которой их не подпускали древляне, обрушивая град камней, едва русичи пытались подойти туда. Оставалось надеяться, что они отыщут тело ярла, когда стемнеет. И даже ворчали, что древляне столь дики, что и собственных павших оставили лежать, и русичам не позволяют похоронить своих. Совсем забыли обычаи, гнева богов на них нет!

Когда они, усталые и мрачные, собрались вокруг погребального костра, уже смеркалось. От горевших тел в воздухе разнесся ощутимый запах паленой плоти. Из-за дождя большой костер сильно дымил и тлел, вонь от этого становилась вовсе непереносимой. Малкиня не выдержал, пошел дальше в лес. Где неожиданно набрел на Свенельда.

Посадник врачевал сам себя, для чего и удалился в ложбинку в стороне. Малкиня и обнаружил его лишь случайно, уловив из кустов полные муки и надежды на чародейскую воду помыслы Свенельда. Когда вышел на него, Свенельд только взглянул на волхва и продолжал молча бороться со шнуровкой поножи, в которой просто хлюпало от натекшей крови.

— Помочь? — предложил Малкиня.

Свенельд только мотнул слипшимся от пота мокрым чубом. Лицо его было осунувшимся, темным от усталости, да еще и пересеченным темными кровавыми полосами, словно с медведем боролся.

— Сам справлюсь.

Малкиня читал его мысли, ничем не прикрытые, сосредоточенные. Ему они были понятны — точно по бересте их кто-то углем наводил. А думал Свенельд о том, что завтра он должен быть в силе, бой выигран, но это не конец, и завтра он опять должен стоять во главе дружины. А он так устал… Он столько крови потерял, голова кругом идет. Если сейчас не вернет себе силу, то рухнет в беспамятстве.

Малкиня все же помог варягу справиться с заскорузлыми от крови ремешками поножей. Видел рану — от колена и выше, до кости. И как этот упрямец мог сражаться, так истекая кровью? А другие? Малк насмотрелся сегодня на подобные раны, но ничего, люди вон говорят, что передохнут немного — и опять. Наверное, так же думают и древляне. И Малк впервые пожалел, что он не воин, что не умеет так же жадно поглощать жизнь… как и лишать этой жизни.

Он видел, как хмурился Свенельд, когда голубоватая вода полилась на тело — словно изморосью его покрыло, омыл лицо синевато светящейся жидкостью. Голова его стала бессильно клониться. Малкиня вдруг подумал: вот отберу у него, ослабевшего, сейчас бутыль с живой водой — и нет Свенельда. И Малфрида уже не жена ему, а вдовицей станет… свободной. Но сам же и застыдился подобных мыслей. Отвернулся, когда Свенельд ослабевшими, стареющими на глазах руками откупоривал золотисто мерцающую жизненную влагу.

Когда повернулся — Свенельд уже стоял, сладко потягиваясь. Никаких ран, даже этих темных царапин на лице не осталось, смотрит весело, засмеялся так, словно все его веселило. А ведь только едва не стонал от усталости и боли. И вот же… Впору напугаться, если бы Малкиня и раньше не видел уже подобного. Чародейская вода всегда силу удваивает, всегда дает новый раж к жизни.

Свенельд окликнул его:

— Эй, ведун! Как там, ярла Грима не нашли еще его люди?

— Вроде как нет.

— Плохо.

Свенельд с сожалением посмотрел на оставшееся в бутылях чародейское снадобье. И вдруг решительно пошел туда, откуда несло вонью погребального костра. Малкиня двинулся следом.

Оказалось, что по приказу Свенельда его друга Стоюна не положили на погребальный костер вместе с другими. Сейчас тело убитого дружинника покоилось в стороне, в зарослях. Видя, как решительно направился к нему Свенельд с живой и мертвой водой, Малкиня догадался о его планах. Даже попробовал удержать.

— Ничего не выйдет, Свенельд. Твой воин был крещенным, его наше чародейство не спасет. Он другую веру принял.

Свенельд какое-то время молчал, на щеках его выступили желваки. Потом резко мотнул головой.

— Я попробую, он друг мне был.

Малкиня не стал вмешиваться, отошел. Посаднику ничего не объяснишь, а вот истраченную зазря чародейскую воду жалко. Ну да разве его дело переживать о врагах? И все же… люди ведь. Еще он подумал, что теперь Свенельд поймет, что зря раньше пожадничал, отправив дивную чародейскую воду под охраной в Киев. Скольким бы она могла сейчас помочь… Атак… И Малкиня ощутил почти злорадство, когда услышал, как ругается над мертвым телом друга посадник: вот так-то, последнее потратил впустую, не встанет по твоему желанию Стоюн. Эти христиане сами себя губят, заботясь о некоей потусторонней жизни во вред нынешней. Все там будем. Кто в Ирии, кто у Чернобога, кто в христианском раю… если он существует, а не придумали его поклонники Распятого Бога.

Свенельда неудача со Стоюном огорчила не на шутку. Сидел над поверженным мертвым другом, закрыв кулаками лицо, стонал, покачиваясь из стороны в сторону. Когда из зарослей показалась княгиня и неспешно приблизилась к нему, он ее даже не заметил. На него падали отблески отдаленного костра, он сидел ссутулившись, Ольга стояла над ним, потом осторожно присела рядом, руку протянула. На миг ее рука застыла, потом все же медленно стала гладить посадника посклоненной голове. Ее голос звучал едва слышно: