Ведьма княгини - Симона Вилар

— Ты, ведун, душой со своим князем, поэтому можешь и не отвечать. Но все же… Ничего не хочешь мне сказать!

— Хочу, — сразу повернулся Малкиня, казался взволнованным. — Это не князь древлянский Мал с ними был. Там вообще что-то изменилось.

— Как так? — нервно дернула повод лошади Ольга.

— Это не князь Мал, — упрямо повторил ведун. — Это принявший его образ волхв Шелот.

— А где же тогда Мал?

Она выглядела озадаченной. Потом нахмурилась: уж не дурачит ли ее этот ведун древлянский?

Малкиня сам выглядел растерянным, пожал в недоумении плечами. Глаз его было не разглядеть под полумаской шлема, но в том, как он оглянулся на Искоростень, было что-то тревожное.

— Эти волхвы знают, что у них много сил. И как-то это связано с тем, что Мала уже нет среди них. Трудно вам придется, это уж точно. К тому же то, что сказал волхв Маланич насчет тебя и милости Перуна…

— Я и так поняла, — резко оборвала его Ольга.

Ах, как же ранее она не подумала, что нельзя бабе войска вести! Теперь бы изменить все, посоветоваться, заглавного выбрать… да времени нет. Вон уже в Искоростене трубят рога, вон оживились ее воины, когда ворота Искоростеня стали растворяться и, как бурлящим потоком, наполняться спешно выскакивавшими из града воинами-древлянами — и лохматых шкурах и звериных личинах, с длинными, обитыми мехом щитами, размахивающими копьями, дубинами, с улицами. И тут же из дальних зарослей за городом тоже попалила рать — много так, тьма… Бегут, орут, вскидывают оружие. Стали соединяться с отрядами из Искоростеня, слипаться в одну многотысячную рать. Вон сколько их пришло на защиту княжеского града.

Воины Ольги тоже оживились, она услышала за спиной характерный лязгающий звук множества вынимаемых клинков.

— Ждать! — приказал со своего места Свенельд. — Пусть поближе подберутся.

От шума и напряжения кобылица под Ольгой встала на дыбы. Княгиня сдержала ее; озираясь, она отовсюду видела устремленные на нее взгляды русичей. Все ждали сигнала. Ее сигнала, как и было уговорено. Но она сейчас понимала лишь одно: ей не следовало этого делать, пусть кто-то иной, пусть только не она, не баба!

Она почти с надеждой посмотрела на Свенельда. Ну же, где твоя ретивость, посадник, где твое желание всегда быть первым? Чего ожидаешь сейчас? И остальные — Асмунд, Кари, Претич, глава новгородского ополчения Волчара, вон и Грим занял место перед своими варягами и тоже смотрит на нее. И что же ей теперь делать? Почему в своей гордыне она гак и не поставила над войском кого иного? Сейчас же Ольга просто испугалась. Может, этот Маланич и зря пугал ее, но княгиня знала законы, как и знала, что Перун не бабий бог, пусть даже одна такая баба и в кольчуге.

Войско древлян, будто озадаченное медлительностью русичей, тоже остановило свой напор. Столпились, выстроившись рядами — впереди воины в доспехах и с оружием, за ними метатели копий, пращники. И они не спешат выбраться за ряды ям и заостренных копий, понимая, что дальше, будут уязвимы для конников. Тут же конники не пройдут, тут силы пеших древлян с русичами почти уравниваются. У древлян тоже опытные воеводы, они понимают, что бой надо навязать там, где им выгоднее, недалеко от заборолов града, где и свои смогут обстреливать врагов со стен. Не из луков — в такой мороси луки почти непригодны из-за отсыревшей тетивы, а вот пращники и метатели копий вполне могут помочь. Ну и чего теперь медлят русичи? И, ободренные этой заминкой, древляне стали хохотать и выкрикивать врагам оскорбления, обвинять в трусости, дразнить, корчить рожи, делать неприличные уничижительные жесты, улюлюкать.

Ольга медлила. Даже различила, как Асмунд сказал, что лучше бы древляне не приманивали врага в открытом поле. Глупо, имея такое укрепление, выходить на сечу с хорошо обученным русским воинством. А кто-то, кажется ярл Кари, заметил, что древлян явилось столько, что Искоростень не смог бы стольких вместить. Их так много… куда больше, чем ожидали русичи, больше, чем выведали их лазутчики. И теперь… Ольга опять услышала, как кто-то крикнул, чтобы подавала сигнал.

Пока она кружила на месте, решая, кому бы из воевод повелеть начинать, случилось неожиданное. Ибо вперед вдруг вынесся на своей маленькой лошадке Святослав.

Ольга только ахнула. Но лошадь Святослава не понесла, как показалось в первый миг княгине, а просто испугалась шума и, выскочив из строя, стала замедлять бег. Теперь Святослав оказался посредине между двумя ратями, все смотрели на него — воины с обеих сторон, княгиня, волхвы с заборолов Искоростеня… боги с небес. И все увидели, как маленький князь Руси поднял свое копье, которым так гордился, и, довольно неуклюже размахнувшись, бросил его вперед. Но Святослав был еще слабым ребенком, его копье, сверкнув длинным серым наконечником в мороси дождя, упало не дальше, чем стояла его лошадь, попросту скользнуло между ее ушей и рухнуло на землю перед копытами.

Древлян это даже взвеселило, они заревели, заржали, стали потешаться. Но уже подле Святослава оказался выбежавший из строя его кормилец Асмунд, успел схватить лошадку под уздцы и сказал громко:

— Князь уже начал!

А Свенельд оглянулся на своих людей и, выхватив меч, воскликнул:

— Последуем, дружина, за князем!

Ольга схватила Святослава, увлекла упирающегося возмущенного сына за деревья, прижала там, удерживая подле себя. Ибо казалось, и подлесок вокруг вмиг был вытоптан, так рванулись навстречу врагам ожидавшие приказа воины. Бежали, орали, подбадривая себя криком. Когда так орешь в наскоке — и страх как будто отступает, а есть только раж и желание напасть, нестись вперед, есть сила сразиться с кем угодно.

Древляне как будто ждали, стали выстраиваться в ряды, заслоняться щитами. Хорошая оборона, небось, у тех же русичей обучились. Такой ряд не так-то и просто прорвать. И тут, — как и было уговорено ранее, — по звуку рога, люди Асмунда и Свенельда кинулись не к центру цепочки наступавших врагов, а двумя потоками устремились к флангам. Древлян это сперва озадачило, они даже несколько помедлили, потом разбили строй и побежали туда, кому где было удобнее схлестнуться. И так уж вышло, что большая часть ринулась именно туда, где был Свенельд в его яркой накидке и блестящем шлеме. И только середина древлянского строя, как будто так и не решив, куда примкнуть, продолжала бежать к лесу. Но тут из зарослей на них выскочили конники Претича, разили сверху, рубили. Быстро управились. Дальше уже с лошадьми не прорвешься. Воины спешивались, перешагивая через тела поверженных, спешили помогать своим в общей схватке.

Русичи сперва сражались варяжским строем щитов, как и были обучены. Теснили древлян щит в щит, кололи в просветы, даже заставили отступить и прижали к тем же наклоненным кольям, опрокидывали в их собственные ямы. Потом и свои стали проваливаться, разрывая общий строй.

Когда перед Свенельдом рухнул в прикрытую яму-ловушку дружинник, посадник привычно шагнул вперед, закрывая собой прореху в ряду, отвел щитом молодецкий удар древлянской секиры, четко и сильно ударил острым клинком, чувствуя, как осмоленная меховая куртка врага подается под острием. Так-то, меч у Свенельда мог и рубить и колоть, отличный меч франкской ковки. Теперь только успеть его вырвать из тела врага, поднять, когда сверху уже опускается дубина очередного древлянина. Не успел, зато изловчился уклониться. Этого времени хватило, чтобы все же освободить оружие, снова ударить — теперь уже сверху, сильно и жестко — лезвие попало на шею, там, где она переходит в плечо. На древлянине была меховая накидка да еще и обшитая бляхами куртка, но у ворота она оканчивалась, и меч Свенельда застрял в кости. Совсем близко посадник увидел искаженное яростью незнакомое лицо, на котором все явственнее выступало удивление, как будто враг еще не верил, что убит. Но думать о нем было некогда, нападали новые враги, совсем рядом пролетел брошенный кем-то из дальних рядов камень, Свенельд услышал сзади стон. Он успел подумать, что такая схватка долго не продлится… но пока она продолжалась и надо было сражаться.