Кошка Скрябин и другие - Марианна Гончарова

– Это как же? – с подозрением спрашивают инвесторы.

– Страус, – размахивал Грыгоровыч указательным пальцем, – это единственная птица среди всех птиц, у кого есть мочевой пузырь!

– И чего? – испугались мужики. – И чего тогда делать?

– Страус, – продолжал Грыгоровыч, – это птица. Хотя и не летает. Потому что у ней киля нету.

– Чево-о-о-о? – опять спрашивают односельчане. – Чево нету?

– Киля! Ну киля! Как у самолетов. Вот вы мне скажите, самолет может летать без киля?

– Чево-о-о-о? – опять мужики спрашивают.

– Ничево! Ничево не может самолет без киля. Так и страус. Зато он бегает как марафонец. Как газанет – 70 километров в час, так на машине не догонишь.

– А че ж… – скромно отводит взор Вася Белоброд. – А я бы смог. На мотоцикле.

– А че тебе мочь?! Ты кто тут вообще? Ты ж деньги не вносил, Вася. Так что наблюдай со стороны, – рассердились все, кто деньги внес. Хотя непонятно, на кого рассердились. То ли на невинного Васю, то ли на Грыгоровыча, то ли на самих страусов.

Поселили их у Грыгоровыча во дворе. Поскольку он был главным, он ведь уже по страусам стал специалист: знал, чем кормить, как поить, где держать. Не говоря уже про мочевой пузырь. И как только начались дожди, все страусята приуныли, и две из трех самочек еще в подростковом возрасте приказали долго жить. А парочка осталась. И все село – все двадцать семь человек – каждое утро ходили на работу, то есть давали советы, как надо их общих страусов выращивать. Короче, всем колхозом поднимали Витю и Зину. Так их назвали. Витя и Зина.

Ну и как в кино:

Прошло. Три. Года.

Верней, два.

И тут весной страус Витя стал танцевать «Цыганочку». И все отводили стыдливо и мечтательно глаза, потому что это он так за Зиной ухаживал. Ну чисто «Цыганочка» с выходом: значит, усаживается на свои ноги длинные, как цыган на колени, голову закидывает и ну плечами трясти. То есть крыльями… Только по груди себя не лупит. А потом как вскинется, как побежит за Зиной. А Зина – дура – хохочет, юбками мотает, верней, перьями своими и удирает, хохочет и удирает. А Витя бежит и рычит. Бежит и рычит. Ну честное слово, рычит как тигр. Или там как собака. Носятся эти двое, чисто динозавры-рапторы, как в кино, ногами топают, рычат. Двор у Грыгоровыча небольшой, так они то в один конец двора, то в другой. А все, значит, вкладчики, инвесторы Вишнёвские, держатели страусиных акций, стоят у забора и головами туда-сюда, туда-сюда, как на баскетболе.

Ну признались они – Витя и Зина – друг другу в вечной любви. И снесла Зина сколько-то там яиц. Сколько-сколько?. . А кто их считал? А как их посчитаешь?! Витя такой оказался примерный семьянин. Он, значит, ногой своей с когтем выкопал ямку. Туда все яйца аккуратно закатил и на них сел. И смотрит с укоризной, мол, а вы-то, мужики, за своими детьми как смотрите?! Вон, по учебе некоторые съехали вообще, музыку пропускают. Тут тот самый мотоциклист Вася, который денег не вносил, пробрался в дом к Грыгоровычу, когда того в хате не было, думал посмотреть и посчитать, а то и спереть одно яйцо или три, когда Витя встанет поесть. И главное, может, страус и знал, что Вася денег не вносил, может, догадывался, а может, просто – что скорей всего – Витя отец хороший. Они оба, и Витя и Зина, как раз аккуратно кушали, когда Вася залез в гнездо, подбирали клювиком травинки – как все равно принцессы двумя пальчиками, отставив мизинчики, вот так, и страусы только клювом, – и откусывали воду из корыта, ну правда – откусывали от воды, а потом закидывали голову. Очень интересное мероприятие. И вот тут Вася-мотоциклист залез. Ну, конечно, потревоженный Витя увидел, что происходит бесчинство и грабеж. И вторжение в его частную собственность. Он сфокусировал взгляд своих прекрасных глаз на Васе, поразмыслил секунды две и побежал. И стал Васю гонять. И опять собралось все село, и опять смотрели захватывающую беготню. Головами: туда-сюда, туда-сюда одновременно. Как Вася только не петлял, как не уворачивался, как не подскакивал – Витя его без всяких усилий догнал да саданул в пятую точку, а еще и клювом в кумпол тюкнул.

И тогда собрали собрание и стали пенять Грыгоровычу, что вот так сопрут все яйца и у Грыгоровыча будут страусы, а у других не будет. И тогда или пусть он деньги возвращает, или пусть отдаст всем по яйцу. Мол, мы их курам подложим или гусыням или сами сядем, но высидим каждый себе страусенка.

Пока судились-рядились, Витя вдруг приуныл. Стал печален, сонлив, невесел и равнодушен. Самое плохое – перестал бегать, есть и пить. Стоит покачивается, голову на забор повесил, буквально на забор, глаза полузакрыты, ой-е-е-о-о-ой.

– Вить, – нежно заглядывал Грыгоровыч в лицо страусу.

– Вить, а че ты, а Вить? – взволнованно топталась рядом Зина.

И все акционеры Вити и Зины опять гуртом во дворе у Грыгоровыча, ахают, кто-то даже и всплакнул. А в горах, как обычно, дожди – реки разлились, Вишенка оказалась как на острове: вокруг вода, ни света, ни телефонной связи.

– Надо врача, – требуют вкладчики.

– Надо врача, – волнуется Зина.

– А где взять? – в ответ Грыгоровыч.

– На лодке! – решительные инвесторы не отстают.

– А кто согласится? В наше село… На лодке… Страуса лечить…

– Есть у меня знакомая, – буркнул преступный Вася, он, конечно, тут как тут со своим мотоциклетом, – она фельдшером работает, живет тут неподалеку. Одна. Плыть не надо…

– Ветеринар, что ли?

– Да нет, нормальная. И потом, птичий грипп лечила, так что в самый раз!..

– Вези! Только побыстрей!!!

Вася мигом на мотоцикле сгонял, привез – серьезная, кругленькая, губы поджаты.

Подошла к забору, где Витина голова висит, посмотрела внимательно в полуоткрытые глаза:

– Э! Так у него же депрессия! Стресс, видно, какой-то случился

– Как это? – испугались все. – Это что такое за болезнь – депрессия?

– А это, – со знанием дела сказала фельдшерица, – это когда невесело совсем. И все неинтересно.

– Абсолютно все? – переспросили вишенковские.

– Абсолютно.

И все как по команде с сожалением посмотрели на Зину. Мол, что ж ты, а? Супруга, называется! А Зина досадливо схлопнула клюв, мол, ну вот – и тут я виновата!

Опять собрались в бар на совещание.

– Ну что… Витя больной… То есть невеселый, – констатировал Грыгоровыч и, быстро вытряхнув в себя стопку водки, добавил, как точку поставил: – Будем веселить.

– Как?!

– Кто как может! Я, например, могу на баяне. «Гуцулку Ксэню».

– А если кто веселить не умеет? – по-школьному склочно проныл кто-то.

– А если кто не может, того пакет аннулируется. Будем считать, что твой лично Витя пал. То есть сдох. А нашего мы будем радовать, лечить и утешать.