Студент - Валерий Георгиевич Анишкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Почему колдуны? — удивился Валерка. — Просто они на книгах повернуты, а книги где-то достают такие, которых и в библиотеке не возьмешь.
Вечером я пошел к дому, где жила Маша Миронова. Домом оказалось двухэтажное кирпичное строение дореволюционных лет, типичное для старой улицы города.
Я поднялся по каменной обшарпанной лестнице на второй этаж и безошибочно нашел нужную квартиру по голосам, которые доносились до первого этажа. Звонка я не нашел. На стук никто не отозвался, и открыли мне дверь, когда я погрохал кулаком по косяку обитой дерматином двери, в порезах которой торчали клоки ваты.
— Ты Володя? — спросила русоволосая девушка с серыми глазами, в белой ситцевой кофточке. Я догадался, что это и есть Маша. Волосы ее перетягивала розовая лента под цвет пояса пышной чуть ниже колен юбки, на ногах сидели красные туфли-лодочки на небольшом каблучке, и её вид как-то даже до неприличия не соответствовал убогости жилья.
Входная дверь вела сразу в комнату, которая служила и залой, и спальней, и кухней. Печка топилась, и огонь весело плясал на поленьях открытой топки причудливыми языками пламени. На дощатом полу стояли чем-то наполненные мешки, на низких скамеечках сидели две бабульки и резали мелкие яблоки на компот или варенье.
Не дожидаясь ответа, Маша провела меня в маленькую комнатенку, где яблоку было негде упасть. Народ сидел на кровати, на двух табуретках у небольшого стола, приставленного к стенке, и просто на полу. Я растерянно стоял у дверей, пока меня ни усадили на одну из табуреток, с которой согнали долговязого юношу со сломанным носом.
— Вов, — уступи место тезке, — сказал Валерка Покровский долговязому. Тот послушно встал и уселся на подоконник, потеснив сидевшую там миниатюрную черноволосую девушку.
На столе стояли полупустые и еще не начатые бутылки портвейна «три семерки», граненые стаканы, бутерброды с сыром и яблоки. На полу разместилась радиола «Аврора» и на диске крутилась «музыка на костях».
Звучала песня под оркестр Гленна Миллера. На табуретке лежали пластинки и записи на рентгеновских снимках, то есть «на костях».
I can see he gun when it`s raining,
Нiding every cloud from my view.
Нежная мелодия и завораживающий голос Вивьен Доун должны были располагать к неге и расслаблять, навевая сентиментальное настроение.
— Знакомься, чувак! — сказал Валерка и представил всех по очереди:
— Вовка Забелин, учится на биофаке. Поступал на филфак, но не добрал баллов.
— Да ладно, хорошо хоть так, — подмигнул мне Вовка. — У меня аттестат-то так себе, даже тройка есть.
— Зато предок — генерал, — лениво отметил Валерка.
— Причем здесь предок? — обиделся Вовка. — Во-первых, генерал в отставке, во-вторых, он за меня экзамены что-ли сдавать будет?
— Маша. Учится с нами на физмате, — представил Валерка хозяйку квартиры.
— Это вы учитесь со мной, — серьезно ответила Маша.
— Есаков Алик — с нашего курса, поэт. Это за его стихи меня турнули мильтоны.
Алик Есаков, худощавый, невысокого роста, с коротким не по моде ежиком жестких волос, но в модном свитере с оленями и узких брюках, встал и шутливо по белоофицерски, только что не щелкнув каблуками, коротко кивнул.
Лика Токарева, та что сидела на подоконнике, оказалась дочерью зампреда недавно созданного территориального Совнархоза.
— Не повезло чувихе. Если б предка не перевели к нам, училась бы в Москве, — прокомментировал Валерка.
— Леран, поступал на наш факультет, перевелся на истфак, — показал на высокого юношу Валерка. — Баскетболист. В институтской сборной.
— У нас учиться нужно, а на истфаке можно от сессии до сессии баклуши бить, — пошутил Алик.
— Не хуже других учился, — огрызнулся Леран. — Только не мое это. Я историю люблю. Ведь даже иностранцы восхищались нашей историей. Шлёцер сказал: «…покажите мне историю, которая превосходила бы или только равнялась бы с Русскою!»
— Ну, понесло! — отмахнулся от Лерана Валерка и добавил: — Леранова мать, Зинаида Николаевна, доцент, у нас педагогику преподает… Кстати, в нашей компании еще один баскетболист есть, Олег Гончар, вместе с Лераном на истфаке учится. Только сам он не местный. Из Кургана. Приехал на юношеский чемпионат России по баскетболу во время вступительных экзаменов, ну, его и уговорили у нас остаться. В институт его без проблем взяли, он же и в юношеской российской сборной. Клевый чувак, и башка варит. Учит нас на гитаре играть.
— Забыл про Милу, — Валерка прижал обе руки к груди. — Мила Корнеева, первый курс филфака.
На кровати рядом с Машей Мироновой сидела темноволосая красавица с синими глазами с поволокой и лебединой шеей, которую открывала расстегнутая на верхнюю пуговицу блузка.
Красавица слегка улыбнулась, даже не улыбнулась, а как бы обозначила улыбку.
— А теперь, пипл, давайте бухнем за знакомство, а то бухло прокиснет.
Я от вина отказался: мой организм помнил гульбу в кафе, и от одного вида булькающего вина к горлу подкатывали спазмы, о чем я честно поведал компании.
Не стала пить и Лика, сославшись на головную боль: она тихо сидела на подоконнике с болезненно-бледным лицом.
— Сильно болит? — спросил я Лику. Она ничего не ответила, только чуть скривила лицо, показывая, что ей не до разговоров.
— Сейчас пройдет, — сказал я. — Я умею делать это.
Лика недоверчиво посмотрела на меня и натянуто улыбнулась.
— Где чувствуешь боль? В затылке?
— Да, в затылке, — подтвердила Лика.
Раньше я мог по цвету свечения безошибочно определить, где находится очаг недуга. Сейчас я свечения не видел, хотя каким-то образом ко мне приходило ощущение, откуда исходит эта боль и где она проявляется с большей силой.
Я стал потирать ладони, пока не почувствовал, что в них появилось характерное тепло, и, ощутив в пальцах легкое покалывание, приступил к лечению.
— Сиди тихо, — скомандовал я, когда Лика отшатнулась всем телом от моих рук, поднесенных к ее голове. Она подчинилась, но лицо ее выражало недоумение. Я привычно сделал несколько пасов. Волосы, как намагниченные, стали шевелиться и змеями тянуться к моим ладоням. Когда по выражению лица Лики я понял, что боль отступает, я подержал руки еще некоторое время над её головой. Все это заняло у меня не больше трех-четырех минут.
— Как ты это делаешь? — спросила Лика. — Неужели такое возможно?
— Ну, ты же сама видишь. Голова ведь не болит?
На лице девушки теперь играл легкий румянец.
— Народ! — Лика, пытаясь привлечь внимание компании, соскочила с подоконника. — Маш, Валер! Представляете, Володя вылечил мне голову.
— Как это вылечил? — повернулась к Лике Маша.
— Руками! — улыбаясь сказала Лика.
— То-то я смотрю, чегой-то он тебе по голове руками хлопает, — заметил Леран. — Думаю: что за фигня? — Правда, что-ли,